Стратег

– Вы «Гнев Аллаха», брат мой. Я давно не юноша, и отлично понимаю, что левый берег Тигра вы мне просто дарите. Вы могли бы дойти и до Хорезма, возникни у вас такое желание, а нам этому было бы просто нечего противопоставить. Я согласен на общие законы для Басры, такие, какими вы их установите. У меня есть ещё одна проблема…

– Киданьское ханство?

– Да, брат мой. Я вынужден платить язычникам дань, хотя с большим удовольствием выплачивал бы её вам.

– Ну… – на секунду замешкался Ричард. – Если уж мы братья, то и дань мне с вас брать будет делом подлым. Я по-братски дам вам отряд, который загонит этих дикарей в горы за китайскую стену. Воинов вознаградите сами, по достоинству оценив их заслуги. Ну, мне пора, брат. Не дай Господь, мои начнут волноваться. Давай, «на посошок, и я побёг». – Ричард позвонил в колокольчик, и перед монархами образовались ещё две пиалы жидкого огня.

– Подожги мне тоже, брат, – попросил Хорезмшах, когда пиала Ричарда занялась голубым огнём.

– Усы не боишься сжечь?

– Новые вырастут, – глотком замахнул пиалу с огнём Хорезмшах и закусил солёной оливкой.

– Уважаю, – кивнул Ричард и снял с указательного пальца правой руки серебряный перстень с печаткой из чёрного камня. – Держи. Это ваша святыня, а более достойного владельца среди мусульман я не нашёл. На левом берегу Тигра, напротив Багдада, тоже стройте город и мост.

– Это Печать Пророка? – голос Хорезмшаха предательски дрогнул. Он смотрел на лежащую на столе печать, не смея к ней прикоснуться.

– Это старая печать, древнего, брат мой. Новая будет в виде отпечатка львиной лапы. Новая печать нового Пророка. Удач, брат. Ещё увидимся.

Глава 39

Ричард ещё раз встретился с Хорезмшахом через три дня, на этот раз уже в лагере на правом берегу. На этот раз для того, чтобы попрощаться. Английский король решил не дожидаться падения Басры, чтобы не отбирать лавры победителя у Спящего Леопарда, и седьмого мая 1194 года, на самом быстром судне флотилии снабжения, отбыл в Ракку.

Причин для спешки вроде бы не было никаких, но Ричарду всю дорогу почему-то казалось, что они едва плетутся. Вроде и течение встречное не сильное, и гребут, стараются, а всё равно получается раздражающе медленно. Король всё чаще ловил себя на мысли, что в том сне о несостоявшемся будущем он успел привыкнуть к совсем другому ритму жизни, к другому объёму поступающей информации, и сейчас ему очень не хватает и того и другого. Заняться бы чем-нибудь, но чем? Его война заканчивается, а вместе с ней заканчивается и жизненный этап, в котором именно война была смыслом жизни. Не сегодня заканчивается, ещё год-полтора в запасе есть, но в голове уже будто запустился обратный отсчёт, а в душе поселилась тоска. Видимо это начался «кризис среднего возраста».

В Ракке задержались на двое суток. В четверг понаблюдали за торгами на золото-серебряной бирже. В ожидании открытия сквозного судоходства по Евфрату, серебро помаленьку начало дорожать. С финансовой точки зрения, Ричарду было абсолютно всё равно, но стадная вера торговцев в победу была приятна сама по себе. В пятницу инспектировали монетный двор. Это была уже не мастерская, а настоящая мануфактура, чеканящая больше тысячи монет различного достоинства в сутки. Все монеты были биметаллическими, даже однопенсовая, имела внешнее медное кольцо с серебряным центром. Про качество и говорить излишне, оно было ювелирным.

Дамаск напоминал огромный караван-сарай. После вывода из города металлургических и оружейных мастерских, в нём устроили крупнейшую в мире рыночную площадь и теперь можно было смело говорить, что в Дамаске есть всё.

В Триполи встретились с, недавно вернувшимся с Крита, герцогом Ги де Дампьером и узнали последние новости. Учреждение республики Крита и Афин вызвало не только ярость Византии, но и негодование Венеции. Первый президент (правда пока не избранный, а назначенный герцогом Триполи) владелец греческого ресторана в Новом пору Яффе, Элефтериос Кусидис отказался с венецианцами даже обсуждать возможность открытия ими факторий на территории республики. Глупые торгаши попытались наехать, но легион Оттона Вельфа быстро объяснил им всю пагубность этой затеи. Высадившийся десант бесхитростно порубили в полном составе, и чем это откликнется в отношениях крестоносцев с Венецией, теперь было большим вопросом, а ведь именно там планировали высаживать войско Генриха Вельфа.

Посольство африканских христиан в Александрию привёл сам Негус, но он отбыл обратно через неделю после Пасхи, правда до отъезда трижды встречался с герцогом Раймундом. Вкратце суть его предложений была такова. Наакуето Лааб, именно так звали африканского императора, просил признать его владыкой Верхнего Египта и помочь навести порядок в его империи, а за это он готов стать вассалом Ричарда за все свои владения. Раймунд его не обнадёжил, но и не отказал, объяснив, что герцогские короны он раздавать не в праве и предложил дождаться короля. Но ждать Негус не мог, видимо и правда его здорово припекало.

Верхний Египет – это уже джунгли и селить там европейцев, значило потерять до двух третей из-за местных болезней и непривычного климата. Адаптируется в лучшем случае треть, а лишних людей у Ричарда пока не было. Ему ещё предстояло осваивать Южную Африку. Да и Северную нельзя было оставлять без внимания.

Ливийский Триполи пока держался, но похоже уже на последнем дыхании. Осады города как таковой не было, но была установлена плотная блокада. «Генрих Шампанский» контролировал море, а боярин Никита все колодцы и оазисы в сутках пути от столицы Триполитании.

В Европе пока всё было тихо, но начались странные шевеления в Польше. Во всяком случае, было точно известно о состоявшейся встрече Мешко Старого[148] и Лешека Белого[149]. Что бы это значило – догадаться было нетрудно. Филипп-Август собирал коалицию против Священной Римской империи, не считаясь с затратами. Даже нечеловечески жадных поляков помирить сумел. Если ему удастся втянуть в этот союз ещё и Венецию, а такое было вполне возможно, то Империю ждёт очень непростое лето.