В городе я заложил в лавке ростовщицы свой отличный кинжал, получив за него аж шесть золотых. Можно было бы и меч хоть вообще продать, так как в городе его носить мужчине хоть и было не запрещено, но гарантированно привлекало бы уйму ненужного внимания, а кинжал воспринимался нормально, но скорее как причуда. И тем не менее, во мне взыграл воин, которому заложить меч — это уже если не дно, то буквально предпоследний шаг. К другому оружию, вроде кинжала, такого трогательного отношения не наблюдалось, так что его и заложил. Ладно, если что у жены возьму, а пока ей на службу надо было являться во всеоружии, хорошо хоть без доспехов.
Аниса очень оценила мой жест, чуть не прослезившись, а я еще больше укрепился в решении подзаработать любым способом, кроме ограбления или воровства.
Утром я разыскал лавку, в которой хмурая тетка продавала охотничьих соколов, совсем недешевых птичек для развлечения богатых дворянок, спрятал свой дворянский браслет под опущенным рукавом и спросил:
— Уважаемая, а у вас нет птицы, которая не поддалась дрессировке? Я немного умею работать с соколами и мог бы попробовать привести его в нужное состояние.
Женщина очень удивилась, но оценив мою хорошую одежду, а особенно то, что я предложил оставить залог в три золотых, согласилась на сделку.
— Я дам тебе сокола за три золотых, а ты мне принесешь его через неделю, и если он будет готов к охоте, дам тебе за него четыре, так? Все верно по нашей сделке?
Я кивнул, после чего полная скепсиса женщина оставила лавку на помощницу и пошла со мной в пригород, где у нее была ферма, на которой птиц и дрессировали. Ее недовольство я прекрасно понимал, так как если все будет выполнено как надо, то это будет неслабый удар по ее уверенности в собственном мастерстве. Тем не менее я принес в пансионат птицу в клетке и оставил в комнате с мантикорой и лемуром. Дрессировать ее мне пока не требовалось, а надо было просто выждать неделю, чтобы не показывать, что мне хватило бы и нескольких часов для такой примитивной работы.
Я позанимался разведкой в том же сквере, опять маскируясь под старика, а после обеда явился в пансионат, и несмотря на жару занялся ремонтом кровати, так как спать на полу больше не хотелось, но и скрипеть на весь квартал тоже. К моему огромному удивлению буквально через час явилась Аниса, хотя я ее раньше вечера и не ждал.
— Быстро закончилась ваша пьянка, — усмехнулся я, а потом резко умолк, поразившись виду моей обожаемой супруги.
Бледная и с бегающим взглядом девушка приблизилась ко мне, дождалась пока я поднимусь ей на встречу, и медленно опустилась на колени. А дальше она глубоко вздохнула и на одном дыхании произнесла.
— Муж мой, прости меня если сможешь. Я сделал нечто ужасное и готова принять любое наказание!
Я не успел ничего сказать, как Аниса всхлипнула и продолжила:
— Я ходила в бордель.
— Что? — удивленно протянул я, не найдя ничего умнее, что можно было бы сказать вот так сразу. Да и что тут говорить? Тут уже только собирать вещи и уходить. К счастью, я не успел ничего такого произнести, как жена пояснила.
— Эти гадины сказали мне, что знают хорошее место, чтобы отметить. А когда мы зашли в кабак под вывеской «Уставшая путница», то навстречу нам вышел мужчинка… почти голый… В одной рубахе. И когда он заговорил, я поняла, что это за заведение. А когда я убегала, эти свиньи, мои сослуживицы еще свистели и кричали мне вслед, что я подшарница и трусиха.
— Ну если сразу и вышла, то ничего, — облегченно выдохнул я. — Это не так уж страшно.
— Я сама себе такого никогда не прощу, — чуть не прорыдала девушка. — Леди не ходят в бордели. Но если ты меня прощаешь, любимый, то скажи мне это.
— Я прощаю тебя, жена моя! — пафосно произнес я, стараясь не улыбнуться от облегчения.
А Аниса попробовала встать, но вместо этого упала в обморок, громыхнув по полу мечом в ножнах.
Когда я устраивал любимую на кровати, размышляя, как ее приводить в чувство, в дверь раздался единственный стук и, не дожидаясь ответа, зашла одна из студенток.