Цицаркин хмыкнул.
— Ты полагаешь, волкам труднее было бы разнести контору безопасников? Вон какой-то одиночка там такого шороху навел — сибиряки небось до сих пор зады оттирают от вазелина. Да и гарнизон волки, по-моему, растаскали бы по клеточкам без особого напряга. Подобную информацию в подобное время сохранить вообще невозможно.
— Может, ты и прав, — вздохнул Рихард. — Может…
Они помолчали, и таксист решился осторожно вставить фразу:
— Эй, ребятки! А по-каковски это вы гутарите? Ну ни словечка не понятно!
— По-мадьярски, — зачем-то соврал Рихард.
Таксист впечатленно покачал головой:
— Надо же… Так вы маляры, что ль?
— Не, мы зулусы, — продолжал сочинять Рихард. Цицаркин покосился на него с сомнением.
Неизвестно, чем бы завершился столь содержательный разговор с уклоном в этнографию, но тут «Тайга» уперлась в переносной барьерчик, стоящий поперек улицы. Рядом переминались с ноги на ногу и бродили туда-сюда европейцы в спецназовской форме.
— Гляди, — пробурчал Цицаркин. — Явились. Оккупация прям.
Долговязый овчар-бельгиец, чернявый, словно облитый смолой, заглянул в окошко экипажа:
— Документики, пожалуйста!
Говорил он по-европейски твердо, с преувеличенной артикуляцией. Даже странно было слышать такой выговор после десятка дней в Сибири.
Рихард и Цицаркин отдали рабочие паспорта; дедок протянул спецназовцу водительские права и вдруг громко зашептал в окно:
— А ети двое по-ненашему гутарють, о! Проверьте их похлеще, граждане охранники.
— Ах ты, зараза, — скучным голосом протянул Рихард. — Стучишь? Хрен теперь денег от нас дождешься!
— А не нать мне ваши поганые евромарки! — агрессивно вскинулся дедок.
— Выходите из экипажа, — велел овчар, отступая на два шага и поднимая игломет. Рядом немедленно возникли еще трое плечистых прицеливающихся ребят — выучка у мобильного спецназа Европы была традиционно безукоризненной.
Цицаркин и Рихард послушно подняли руки и полезли из «Тайги» наружу.