Дико. Даже он, разведчик не с одним фитилем за плечами, не мог себе такого представить еще в начале лета. А теперь даже удивляться сил не осталось.
— О! — встрепенулся Нестеренко, чутко поводя ушами. — Летят. Ща врежем им по самые гланды!
Все невольно прислушались; в том, что у Нестеренко самый острый слух, все уже успели не однажды удостовериться.
Гул накатывался с северо-востока, с наспех приспособленного под аэродром дна сухого в это время года водохранилища.
Рядом с Цицаркиным завозился и вынул голову из-под брезента водитель «Мамонта». Этот умудрялся безмятежно спать даже под обстрелом. Кажется, он даже толком не понимал, чем ему и его послушному гиганту-селектоиду угрожает обстрел.
— А? — спросил он, вряд ли окончательно проснувшись. — Что, едем?
— Пока нет, — успокоил его Цицаркин. — Но скоро поедем.
— А… — протянул водила и почесал кудлатую аморфью голову. — Ладно. Тогда я еще посплю, а как время будет — растолкаете.
— Спи, — позволил Цицаркин. — Растолкаем…
— А все-таки, — не унимался Герасим. — Не пойму я, на что они надеются? Все равно ведь прижмем их. Кольцо ведь. Нас больше. Так нет — ерепенятся, из минометов пуляют…
— Между прочим, — заметил Генрих, — это их земля.
— Да какая тут, мать его, земля, — ругнулся Нестеренко. — Песок один!
— Эй, Гнат, что-то ты как сапожник материшься, — заметил молчаливый сибиряк по фамилии Шелухин. — Не узнаю тебя прямо.
Нестеренко сокрушенно вздохнул:
— А вдруг это моя естественная потребность? А при Семеныче я изо всех сил сдерживаюсь?
— Да поджилки у него трясутся, вот и матерится, — насмешливо объяснил Цицаркин.
— А у тебя, можно подумать, не трясутся? — окрысился Нестеренко.
— Трясутся, — спокойно согласился Цицаркин. — Что ж я, неживой, что ли? В конце концов я, как и все тут, впервые в жизни под минометный обстрел угодил. А когда рядом мина бубухнет, тут и обосраться не зазорно, я так полагаю.
Герасим нервно захихикал.
В сущности, Цицаркин был прав. У всех у них играли нервишки и тряслись поджилки. И каждый реагировал на эту чудовищную ситуацию по-своему: Генрих палил из пулевика, Нестеренко ругался, Цицаркин вежливо хамил и призывал остальных немедленно обосраться, водила спал, Герасим премерзко хихикал при первом удобном случае.