«Что это? — думал Рихард. — Началась естественная реакция на происходящее? Мы медленно сходим с ума, невзирая на мудреные щиты психоинженеров? Мы, профи, за плечами у каждого не один фитиль и даже не одна смерть на совести. И то… двигаемся. А каково же простым погранцам, в жизни не имевшим дела ни с кем, страшнее контрабандистов?»
А с севера наползал зловещий размеренный гул, и небо на горизонте начало чернеть.
Летучая армада штурмовиков спешила обрушить на головы непокорных туркменов тонны концентрированной взрывчатой смерти.
«Двадцатый, блин, век. Конец второго тысячелетия. Вот чем оборачивается двести лет сплошного мира. Мы разучились убивать, а заодно разучились бояться чужой смерти. Что с того, что смерть чужая? Мы не ощутим чужой смерти и чужой боли.
Я даже не спрашиваю, сможем ли мы жить после того, как кто-нибудь там, на позициях, умрет. Потому что уже вижу: сможем. Если бы нам суждено было сойти с ума от массовых убийств, мы бы уже сошли, после первого же залпа европейских летающих крепостей. Так ведь нет, сидим, цепляемся за оружие, а когда штурмовики перемелют линию обороны ашгабатцев в мелкий песчано-бетонный фарш, вскочим и помчимся туда. Вопя и стреляя во все, что движется впереди.
А потом все повторится. И так до полной победы… И до полного краха веры в заповедь „не убий“».
— Что там у тебя стряслось? — тихо спросил Золотых, когда наконец удалось отогнать всех посторонних. Даже тех, кто, выпучив глаза, размахивал какими-то экстренными пропусками.
Коршунович всмотрелся в глаза коллеги и старого друга. И, как головой в омут бросился, выдохнул:
— Семеныч, по моим данным получается, что переворот в Ашгабате санкционировала и подготовила Сибирь. Я хочу узнать у тебя — так ли это?
— Что? — опешил Золотых. — Ты в своем уме, старик?
Коршунович вежливо развел руками.
— Семеныч… Сам понимаешь, как российский разведчик я уже попал на пожизненное заключение, раз тебе это говорю. Я у тебя как у старого пса-соратника спрашиваю: это так? Мы все — просто пешки в игре президентов? Или?
В следующую секунду Коршунович осознал, что в голове генерала Золотых что-то ощутимо сдвинулось и завертелось. Разве что не щелкнув и не зажужжав при этом. Слова Коршуновича скоррелировали с некими неизвестными пока россиянину фактами, и мыслительная машина пришла в движение. Золотых думал, сопоставлял и делал выводы.
— Постой… Откуда у тебя такая информация? Впрочем, погоди, я попробую угадать. Агенты из Ашгабата? Обмененные. Так?
— Именно.
— Вот оно что…
Золотых молчал почти полминуты.
— Да, Палыч. Да. По моим данным, за переворотом стоит Европа. Источник тот же. И, кажется, я понимаю, что это значит.
— Деза из Ашгабата?
— Несомненно. Знаешь, теперь мне становится понятно, что агентов наших обработали довольно топорно, наспех. Наверное, времени для подготовки не хватило. Но если бы… если бы они знали, что здесь топчут пески не президенты, а два старых битых пса, которые могут неожиданно похерить профессиональный долг, потому что верят друг другу больше, чем президентам…