— Так пусть его приведут в себя и допросят, черт побери!
— Выполняется, господин полковник. Врач заканчивает с вахтером и спешит сюда.
Золотых фыркнул. Спешит! Хрен ли теперь спешить? Ловкач, убивший Шарадниковых, уже далеко.
— Все трое сказали, что он был лысый. Абсолютно, даже уши. Немного похож на пинчера, но не чистого. В нашей картотеке нет никого похожего.
На лифте Золотых и Чеботарев поднялись в кабинет. Шелухин остался дожидаться доктора; Олежку пока вынули из угла и заботливо уложили на ковер перед окном.
В кабинете уже расположилась троица русских вээровцев — Коршунович, Лутченко и Баграт. Золотых ревниво зыркнул на них, но совершенно не уловил на их лицах злорадства и от этого рассердился еще сильнее.
Хотя правильно: чего русским злорадствовать? Только забот лишних добавилось.
— Ну? — спросил Коршунович. — Выкладывай, Семеныч. Чего накопали?
Золотых усилием воли подавил злость. Надо сотрудничать. Таков приказ, да и здравый смысл подсказывает, что надо. Загнать мучительный стыд поглубже, проанализировать случившееся и обратить все что можно на пользу.
— Да чего тут рассказывать… Такой наглости не ожидал никто, этим он и воспользовался. Вошел с парадного входа, сунул вахтеру удостоверение… в закрытом виде. Потом сделал вид, что собирается его раскрыть, и выстрелил в вахтера. У лифтов в это время торчал мой ординарец; каким-то образом гость парализовал и ординарца, после чего поднялся на лифте. Затащил ординарца за штору в холле и, видимо, сразу же направился в нужное крыло, из чего легко заключить: о местоположении арестованных ему было известно загодя. В коридоре столкнулся с местным архивариусом, перебросился парой фраз. Архивариус ничего не заподозрил, решил, что он из нашей группы, и пошел своей дорогой; этот без промедлений направился к одиночкам. Дежурный тоже принял его за одного из нас, что в общем-то вполне естественно. Откуда в здании управы посторонние? Проник внутрь, пропущенный тем же дежурным, и практически сразу постучался назад, дескать, забыл что-то. Моментально выключил дежурного. И все, больше его никто не видел. Вероятно, быстренько покинул здание и тю-тю… Минут десять у него на все ушло, не больше.
— М-да… — протянул Коршунович. — Матерая работа. А мотивы каковы, как думаешь?
— Шарадниковых заткнуть, — пожал плечами Золотых.
Злость его мало-помалу испарялась. Коршунович подошел к делу очень корректно и профессионально. Золотых и сам к этому стремился. — Какие еще могут быть мотивы, сам подумай?
— А если это волки? — вмешался Чеботарев. — Очень ведь бесцеремонная работа. Прям как на Пожарке ночью…
— Вряд ли, — усомнился Коршунович, задумчиво качая головой. — Волки в Берлине клали всех без разбору — намеченных жертв, свидетелей, людей из полиции, если те успевали вмешаться. А тут очень чистая работа. Убиты только Шарадниковы, остальные просто временно выключены из событий. Образцовый «фитиль».
— Твоя правда, — кивнул Золотых. — Не волчья это работа, нутром чую…
— Погодите, — вставил вдруг Чеботарев. — Говорят, этот фрукт был лысый?
Золотых уставился на него.
— Лысый. А что?
Чеботарев возбужденно потер щеки.