Ария

Я отрешилась от всего, плыла в теплом море удовольствия, полностью расслабившись, позволив теперь уже мужу подхватить меня на руки и вынести из храма. И в карете он не дал слезть с колен. Было немного неудобно, но все искупали его руки, крепко обнимавшие меня, губы, постоянно касающиеся то волос, то шеи, то скул.

Мне показалось, что дорога домой заняла в два раза меньше времени, чем в храм. Хорн не выпустил меня из рук, когда нес по подъездной алее в дом, когда нас в гостиной встретили взволнованные моим долгим отсутствием слуги.

– Мы сегодня поженились, – на их удивленные ахи и охи ответила я.

Не выпустил, когда поднимался вместе со мной на второй этаж.

– Где твоя спальня?

– Вторая дверь справа, – голос почему-то охрип.

Хорн опустил меня только у расстеленной кровати, словно его руки вдруг резко ослабли. Как только взгляд остановился на белоснежных простынях, он превратился в соляной столб. Я даже немного обиделась за такое пристально внимание не ко мне.

Теоретически я знала, что сейчас должно произойти. Анатомию изучила от и до, да и герра Нарана не страдала излишней скромностью. Еще на третьем курсе она рассказала и показала студенткам все, что должна знать девушка, точнее женщина, чтобы брачная ночь не стала для нее неожиданностью. Для этого у нее были даже наглядные пособия. Не умолчала ни о родах, ни о прочих неприятностях. «Или приятностях, – добавила она, рассматривая наши ошарашенные лица, – как кому повезет».

Я просто жутко растерялась.

Стояла, мяла юбку во влажных ладонях и смотрела на застывшего статуей мужчину. Из нас двоих опыт был только у него, но мой муж почему-то не спешил брать то, из-за чего он, по его словам, победил смерть. Однажды, дурачась, он сказал, что так долго ждал меня, что у него скорее всего остановится сердце, когда я позволю до себя дотронуться. Неужели так боится?

Я тряхнула головой – что за глупые мысли лезут в голову!

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – смущенно прокашлялась.

Хорн вздрогнул, очнувшись от оцепенения и развернулся ко мне. Выражение на лице было странным, пугающим. Сжатые в линию губы побелели от напряжения, глаза горели в полутемной комнате, как угли.

– Прости, я ничего не умею и не знаю… – я запнулась, растеряв последние крохи смелости, – наш договор с Эдвардом был фиктивным. Я никогда…

– Простить?! – потрясенно переспросил Хорн. Его голос сорвался, он вдруг тяжело упал передо мной на колени, обнял ноги и прижался лицом к животу. – Простить? – прошептал в ткань платья.

От горячего дыхания кожа покрылась мурашками.

Он поднял голову, и я увидела в глазах блеснувшие слезы. Сердце мучительно сжалось. Хорн смотрел на меня снизу вверх как на божество, и от этого смирения и преклонения в его глазах хотелось плакать. Ноги подогнулись, и я скользнула вниз, опустившись рядом с ним.

– Я безумно тебя люблю, Ария Дениза Крей. Безумно. – Хорна трясло от переполнявших эмоций. – Ты вся такая… – он обвел меня диким взглядом. – У меня нет слов. Ты словно для меня создана. От макушки до пяток. С ума сойти… Я только подумаю… И голова кругом…

Каждое его бессвязное слово отзывалось внутри сладостной дрожью. Он еще что-то шептал, а я потянулась к нему всем телом, заставляя умолкнуть, первая касаясь губами губ. Он вздрогнул и замер на миг, словно перед прыжком в пропасть. Робкий нерешительный Торус Хорн. Никто не поверит.

Поцелуй. Не первый, но на самом деле самый первый. Такой, от которого плывет голова. Мыслей нет, сердце замирает, а потом несется вскачь, и кровь начинает грохотать в ушах. Когда болью скручивает внутренности, и нестерпимая жажда сжигает изнутри. Одежда мешает дотронуться до кожи, хочется избавиться от нее, стать ближе настолько, чтобы почувствовать все тело, каждый миллиметр, притянуть к себе, вплавиться, как металл сплавляется с металлом. Сжаться до судорог, до сладкой боли. Сильно, отчаянно, восхитительно.