— Да так… немножко…
И я даже сам не заметил, как вернулся в прежнюю колею.
— Слушай, — сказал я. — Вот ты говоришь: сидит пиво пьет… Ну, этот… настоящий Леха Леший… Так он же теперь никто, получается! И звать его никак! Паспорта нет, прописки нет, на работу хрен устроишься… Два года скрываться? Нет, уж лучше отслужить…
— С таким комбатом? Ну на фиг…
— А долг Родине отдать?
— Да иди ты…
— Оу! Ты! Боец!
Чисто инстинктивно оправил ремень, обернулся. В курилке сидел рядовой Наумович, а рядом с ним стояло пустое оцинкованное ведро. Устремленный в мою сторону взгляд старослужащего показался мне сильно озадаченным.
Предчувствуя недоброе, приблизился я к курилке.
— Сядь, — велел Наумович и похлопал по доске.
Деликатно присел.
Рядовой Наумович — тоже «дедушка», но в отличие от рядового Горкуши куда более вменяем. Оба прокалывают иголкой дни в карманном календарике, оба считают, сколько осталось до дембеля, но чувства у них при этом, поверьте, совершенно разные. Горкуша — тот втайне сознает, что дóма, на гражданке, ничего хорошего его не ждет, вот и упивается властью напоследок, а Наумович… Этот, пожалуй, попроще, понаивнее.
— Дружишь с Лешим? — отрывисто спросил рядовой Наумович.
— Дружу.
— И чего он?
— Н-ну… Леший.
Замолчал старослужащий. Надолго.
— Случилось что-нибудь? — осмелился я полюбопытствовать.
— Дал… ему… ведро, — тяжко одолевая каждое слово, заговорил рядовой Наумович. — Послал к старшине… в каптерку… Говорю: принеси…
— Ведро сельсин-датчиков? — догадался я.