— Долго?..
— До вечера. Виноградники видишь? За ними сливовый сад. Вот будь там ровно в шесть часов… Я к тебе через дыру выйду. А сейчас — свободен!
…Мы долго смотрели ему вслед. А потом вдруг обратили внимание, что в десятке шагов от КПП сидит на бетонке комбатова Маринка и с любопытством нас разглядывает, вывернув морду набок. Черную, с белыми пятнами над глазами.
А я ведь так и не рискнул вытрясти из Лехи всю правду. Пугала она меня. Спросил только:
— Он тебе кто?
Рядовой Леший сердито покосился на меня и не ответил.
Некоторое время шли молча.
— Нет, ну ни хрена себе? — с недоумением промолвил он наконец. — Это что ж за жена такая, от которой в армию сбежишь? В медовый месяц! Хоть бы второго года службы дождался, а то…
— Да, может, жены и нет никакой, — сдавленно отозвался я.
— А что ж он тогда…
— Наврал!.. Может, он там что серьезное натворил… Осторожней, Лех! Приедешь в село, а тебя под суд… Зря ты у него паспорт не проверил. Вдруг там и штампа нет… В тюрьме ты за него сидеть не подряжался! Еще неизвестно, сколько ему дадут…
И погрузились мы вновь в тревожные раздумья. Причем угроза утратить друга пугала меня гораздо больше, чем крушение материалистических воззрений.
Вскоре сверкнул впереди над кронами военнобязанных акаций дюраль нашей «консервной банки».
— Так что ты решил? — спросил я.
— Не знаю еще…
Тут возле штаба завыл ревун — и побежали мы на позиции. В норматив уложились (три минуты). А большего от нас и не требовалось: в ту неделю боевое дежурство нес первый огневой дивизион, а мы-то — второй.
Заняли свои места в кабине, ждем появления лейтенанта. Лейтенант так и не появился, а потом и готовность отменили.
— Ну хорошо! — сказал я. — Допустим, не соврал он. Поменялись вы местами. Он служит здесь, ты живешь с его мымрой… Погоди, не дергайся, дай договорить!.. Но потом-то — дембель! Так и так возвращаться…
— А оно ему надо?
— А тебе?