Ариша резко поднялась с койки. Трубки, по которым стекала сукровица из смятых легких, потянулись следом. Сделав два ковыляющих шага, Ариша больно ткнулась лицом в повязку на груди Виктора Аркадьевича.
— Не такая уж я маленькая и право на смерть заслужила. Да, я не совсем взрослая, но ведь не три же года! В том мире, который почему-то называют настоящим, я была уродом, калекой, какую возят на колясочке. У меня был детский церебральный паралич. Ноги — палочки, руки — кривые соломинки. Я не могла ходить, я даже есть сама не могла, мама кормила меня с ложечки. Единственное, что мне оставалось, — компьютер. Тыкать скрюченным пальцем в клавиши, попадая с третьего раза, — вот и вся жизнь. Но однажды, когда мама ненадолго вышла, я скатилась с кровати, не знаю как, дошкандыбала до подоконника и выглянула во двор. Я хотела броситься из окна, чтобы все поскорей кончилось. Но во дворе я увидела девочку-трехлетку, которая играла в песочек. Знал бы кто-нибудь, какая это мука: смотреть и не мочь! Великая мечта: стать как эта девочка, пусть навсегда оставшись трехлеткой, не расти, как Питер Пэн, но чтобы у меня были здоровые руки и ноги, чтобы можно было бегать и лепить из песка куличики. Уж не знаю, каким образом, но так стало. Мне потом говорили: не могла пожелать что-то получше — настоящее здоровье, чтобы расти, не оставаясь недомерком, но ведь у меня не было никакой волшебной феи, я ничего не выбирала. Просто получилось то, чего так отчаянно захотелось в ту минуту. А потом, мечта ведь не стоит на месте, ко мне прилетел мой вертолет, и я пошла в добровольцы. Никто не верил, что я смогу. Но я смогла и стала самым отчаянным из летунов. А теперь мой вертолет сбит, и меня сбили вместе с ним. Этакий боевой обмен — война поменяла меня на вражеский пиломет. Котыч зря вытаскивал меня из могилы. Мы оба — я и вертолет — не подлежим восстановлению.
— Перестань, — сказал Виктор Аркадьевич. — Не смей киснуть. Ты доброволец и обязательно найдешь себе дело.
— Я постараюсь, — Ариша всхлипнула. — Но я хочу летать, а никакая другая машина не станет меня слушаться.
Что-то было не так. Вроде бы все как обычно, но исчезла спокойная уверенность, что жизнь идет как надо. Вечерний стакан кефира встал поперек глотки. Не придумав ничего лучшего, вскинулся, пошел в магазин и купил молока. Оказалось еще тоскливей. Дальше случилось что-то вроде истерики. Он отправлялся в магазин, покупал что-нибудь молочное, дома отхлебывал чуток и отодвигал покупку с отвращением.
За окном плавилась черная сентябрьская ночь. Фонари на проспекте впустую растрачивали желтые огни, но ничего не могли осветить. Четыре дворовых фонаря попросту казались насмешкой над городским освещением.
Что же все-таки происходит? Вечером надо выпить стакан чего-нибудь молочного и уснуть спокойно, без сновидений, до самого утра. Отчего же так тревожно? Может быть, заболел или пришло время сменить рацион? Но ничего не болит, а на столе уже выстроилась батарея бутылок, баночек и коробок. Молоко питьевое и топленое, кефир обычный и биобаланс, ряженка, пара каких-то йогуртов, мечниковская простокваша и даже сладкий ацидофилин, который прежде не доводилось пробовать. Прежде… А было ли это «прежде»? Он не мог вспомнить. Знал какие-то факты биографии, но все как не с ним было.
Может быть, кефир несвежий попался?
С трудом начал повторять общеизвестное: Петров Виктор Аркадьевич. Инженер. Слаботочник. И что с того? Нет, дело явно в кефире. Надо купить другой, и станет хорошо, можно будет спать.
Петров Виктор Аркадьевич оделся, взял ключи и кошелек, отпер дверь и вышел из квартиры.
Двор был пуст, четыре фонаря впустую расточали люксы и люмены. Безлюдной оставалась детская площадка, ночное прибежище алкоголиков, никого на скамейках, качелях в песочнице. Да и кому тут быть — три часа ночи. Все спят, только Петрову Виктору Аркадьевичу не спится. А всему виной — несвежий кефир.
По проспекту, как на заказ, промчалась заблудшая машина. Спрашивается, какого рожна водителю надо? Тоже кефир покоя не дает? И ведь у перехода не притормозил, хотя светофор мигает желтым.
Перешел проспект на желтый свет, толкнул двери круглосуточного магазина. Вот где света больше, чем днем. Одинокий охранник любезничает с одинокой кассиршей. А Петров Виктор Аркадьевич — одинокий покупатель — бродит среди ночного великолепия.
Молочные ряды — все это уже покупалось, утреннего привоза не было. Масло, сыры, колбасы… нет, не надо. Пустеющие мясной и рыбный отделы. Все не то. Черствеющий хлебный ждет утреннего привоза. Винный перевязан запрещающей ленточкой подобно новогоднему подарку. Не то, все не то. Какие-то консервы, конфеты, печенья… Что бы такое съесть, чтобы похудеть? Кончилось съестное, пошли сопутствующие товары. Купить, что ли, рулон туалетной бумаги? Что может случиться, чтобы среди ночи примчаться за туалетной бумагой? С ним ничего такого не случалось.
Следом идут бесконечные памперсы, прокладки, еще что-то не нужное одинокому мужчине. В самом конце — игрушки. Ряды унылых заек и глупых большеглазых кукол. Неужели их кто-то покупает?
Вот и касса, а он не купил ничего. Ужасно неловко: зайти среди ночи в магазин и ничего не купить.
Над головой у кассира на сигаретном диспенсере стоит игрушечный ярко-красный вертолет.
— Почем? — вопрос задался сам по себе.
— Не продается. Брак. Только вчера вернули, и мы не успели отправить на базу.
— Я попробую починить. Я же слаботочник. Студентами мы такие игрушки мастерили.
ebooksa