Андрей зло плюнул на пол и провел черту сапогом:
— Перейдешь до утра, будешь в этой комнате дальше жить только связанная и с кляпом! Ты слышала!
— О-о-о! — хрипло протянула зеленушка, — а может лучше плеткой, как Рогина?
— Что? Да я пошутил про плетку! Иди ты!
Гоблинка хотела что-то еще такое же завернуть, но потом посмотрела внимательно на злого командира и утихомирилась. И Дубов спокойно лег спать. Ему даже не помешали уснуть вздохи, похожие на издаваемые бегемотом, пережевывающим стекло с гвоздями, да бульканье наливаемого в стакан круна.
Утро для всех, кроме человека, было тяжелым. Вздыхал не нашедший в книгах ничего дельного по элементалям Мигуэнци. Чая стонала, переживая очередное похмелье. Потом и Рогин заявился, опухший, воняющий перегаром и потом, в разорванной одежде и со свежим фингалом. И сразу вручил командиру, новенькую, только что из лавки, плетку. На вопросительно приподнятую командиром бровь ходок указал на две записки на полу у двери и пояснил:
— Я это, когда в третий бордель перешел, посыльного не отправил. Точнее хотел, но не получилось. Я сразу мальчика затребовал. Мне и прислали. Но для других целей. Я его в окно выкинул. Потом сколько не требовал, боялись идти. А потом я забыл.
Андрей сначала хотел предложить незадачливому гному засунуть плетку себе кое-куда поглубже, и даже набрал воздуха побольше. Но потом ему пришло в голову, что командир же теперь непререкаемый авторитет. Еще засунет. Так что пришлось потратить воздух на безумный ржач. А что еще с ними делать?
Отхохотавшись, отправил гнома в бани поблизости. Типа вместо завтрака. В наказание. Вслед припечатал:
— Через час все выходим на работу. И всем быть как огурцы!
Завтракать пришлось в одиночестве. Гоблинке только взял вина на вынос.
Так и пошло. Днем работа. Ночами Рогин ходил по всем окрестным злачным местам и уже был узнаваем всеми тамошними труженицами. Андрей как-то поинтересовался успехами и был просто прибит перечислением. Все расы, кроме эльфиек конечно…. И все кто был. Охренеть!
Сетку из адамантина теперь сваривали тем же адамантином. Вроде так понадежнее. Работы только было много.
Чая тоже удивила. Она попросила помочь ей заказать и установить алтарь своей богине. Что и сделали. Денег на большую и красивую каменюгу ушло немало. Сделали ее быстро. Уже через неделю в местном храмовом квартале красовался прекрасный алтарь. Имя богини было написано на нескольких языках, а вот за что та отвечает только на каком-то сверхдревнем языке. Перед камнем стояла маленькая копилка. На внутренней крышке на курни и на местном было написано буквально следующее: «Если ты нуждаешься, то можешь взять отсюда столько, сколько тебе требуется денег, но не больше. И не чаще одного раза от восхода до восхода солнца. Милостивая Стевиди-Уп дарит тебе это, даже если ты не молишься ей. Нельзя брать только одну последнюю монету.».
Андрей попросил пояснить эти странности и был просто поражен неожиданной мудростью оборотницы, а точнее ее шефини:
— Шеф, я не сама придумывала. Мне пришло откровение когда я решила ставить алтарь и попросила в молитве разрешение у наипушистейшей. Она была так великодушна, что даже объяснила мне, почему все именно так. Я не буду служить у алтаря. А на его красоту многие произнесут краткую молитву и бросят монетку. Все это на пользу нам. А копилка переполнится и деньги или украдут или они перестанут вмещаться. Наказывать воров моей богине незачем. Это же просто несчастные, которые воруют медь от безысходности. От наказания богине ничего не приходит, кроме радости от справедливости. Но богиня добра. И радости не испытает. Значит, пусть заберут те, кому надо. Кому сильно не надо постесняются брать. И даже побоятся. Потому что непонятно. Раз в день, это чтобы не дежурили у копилки. А последняя монета, это обязательный запрет. Каждый кто берет, но оставляет последнюю, знает, что он выполнил правила. Еще мне следует рассказать об этом местным мальчишкам и в бедных кварталах. Не все умеют читать и не все полезут под крышку. А взяв оттуда, они наверняка и помолятся доброй богине. И порекомендуют алтарь богомольцам, надеясь, что те подбросят монеток.
— Знаешь, я поражен мудростью и житейским опытом ее пушистости, — велеречиво произнес человек, — но я сомневаюсь, что стоит многим рассказывать о дарении. Ну представь, скажешь ты сотне бедных разумных. Те придут разом. Ничего не найдут. Толпа роющихся в копилке вызовет интерес стражи. Еще и по шеям получат. Пока стражники еще разберутся… И выйдет одно недовольство. Богине это надо? Так что, я думаю, тебе надо сказать это всего нескольким беспризорникам. По одному каждой расы. Или по двое. Дальше уже само пойдет. А если кто сам узнал от другого бродяги или подсмотрел, то уже не обидится найдя там одну, последнюю монетку. Будет просто надеяться и молится иногда. А вот если ты, как жрица, пригласишь и выйдет облом, это уже смертная обида.
Чая задумалась и бросилась молиться богине. Но нифига… Ответа не получила. Но уже утром довольная мелкая жрица улыбалась человеку:
— Я могу сама достучаться до богини только во сне… Или около алтаря. Но его сначала освятить надо. Сегодня Ее Пушистость сказала, что ты очень мудрый человек. И очень хороший. Правда, она очень удивилась, что она не смогла почувствовать тебя, хотя ты был рядом со мной. Она сказала, что ты аватар какого-то бога. И выразила желание познакомиться с тобой когда ты вернешься на небеса! Ее Пушистость официально приглашает тебя в гости, о Великий! А это много значит. Она потребовала от меня не пытаться узнать твое настоящее имя. Так как уважает твое желание анонимности. Просто просила тебя запомнить пароль: «Чая из Чашо».
— Твою пушистую мать, — только и сказал Андрей под громовой хохот Мигуэнци в его многострадальное ухо.