Волны зализали темную полоску водорослей, опоясывающую камень, на котором сидел Лютик.
— Мы не болеем болезнями Dh’oine, — Торувьель не повернула головы, — я не заболею. Тем, кто придет за мной, ваша зараза не страшна. Я подожду. Это ничего. А вот почему ты не убегаешь, сладкоголосый Taedh? Почему ты здесь? Почему не бежишь, пока можно?
— Я-то? Убегаю, а ты как думала? Пока еще не… ах ты, Bloede arse!
Он вскочил и в какой-то момент понял, что стоит в воде — вода почти окружила камень на котором он сидел, а камень, на который вскарабкалась Торувьель и вовсе оказался отрезан от берега — она застыла на нем, сама напоминая каменное изваяние, наподобие тому, что в графстве Агловаля поставили в честь сирены Шееназ. Сама Шееназ, впрочем, эту скульптуру терпеть не могла — уверяла, что она даже и при хвосте смотрелась гораздо изящней.
Лютика, однако, это не слишком занимало; он уже бежал, хлюпая мокрыми башмаками, обратно в порт и дальше, по белой лестнице.
* * *
— Вот, гляди! Красота, правда ведь?
Платье и правда было роскошным, серо-голубой атласный лиф вышит страстоцветами, в разрезах синих бархатных рукавов тончайший белый атлас…
— Смотри, какие застежки на корсете. Тоже как будто страстоцветы. Слоновая кость и перламутр. И крохотные гранаты. А корсет на китовом усе, и турнюр — тоже. Это последний писк, буквально. Он выписал его из Нильфгаарда. А вуаль аж из Зеррикана. Видишь, вот эти тонкие серебристые полосы на синем… Еще есть зелено-золотая, но тогда надо другое платье. А мне зеленый не очень, или как ты думаешь? Впрочем, все равно нужно платье для визитов, и ткань есть… рытый бархат, и другой, темно-зеленый, и если расшить его по краю…
— Эсси, — сказал Лютик.
Она посмотрела на него ярко-синим глазом. Откинула прядь, посмотрела другим ярко-синим глазом.
— Ему до завтра станет лучше. Это легкое недомогание. Вообще все готово уже, ему нет нужды… Кухарка вот только запаздывает. Я послала мальчика, но он еще не…
— Эсси…
— И еще туфли, — озабоченно продолжала она, — есть атласные, с вышивкой, но по-моему они не подходят по цвету. Вот погляди…
— Эсси, — в третий раз повторил Лютик, — в городе чума. Ее притащила эта самая «Катриона». И уж не знаю, что это за курва такая, эта чума, я про такую даже не слышал. Люди падают на улицах, Эсси, я не вру, только пока я шел сюда, я видел два трупа. И у Хольма твоего не просто недомогание. Он ведь один из первых встречал «Катриону». И кухарка не пришла потому что валяется сейчас в бреду, если еще жива. И мальчишка не вернулся, потому что сбежал, зараза такая. Впрочем, я его понимаю. Я и сам…
Ему хотелось выдернуть у нее из рук эту чертову тряпку и разорвать ее надвое. Еле удержался, но скрипнул зубами.
— Эсси, я уж думал, тебя тоже прихватило. Эта тварь никого не щадит. Ты бы видела, что делается в городе. Пока они еще не спохватились, бежим, Эсси. Мы… то есть, я ж не идиот, мы пересидим в лесу… месяц-другой. Чтобы убедиться, что чистые. Наберем провизии побольше, чтобы траву не жрать. Пока они все растеряны… им не до того, да и людей не хватит, но как только дойдет до Нильфгаарда, Нильфгаард пришлет кордоны. Тогда… Мышь не проскочит.
Кому я это совсем недавно говорил? Буквально только что. Про мышь… А, Торувьель. Курва, все в голове путается. Наверное, поздно. Все-таки заразился.
— Бежать? — оба синих глаза Эсси были широко распахнуты, — ты не преувеличиваешь, Лютик? Это просто… поэтическое воображение, да?
— Ты в город сегодня выходила?