– Да я же только перечисляю их. Есть мудрецы, которые посвящают всю жизнь тому, чтобы разобраться в комментариях к одной-единственной заповеди.
Ночь наполнялась воплями и пьяными возгласами.
Роб много лет держал себя в узде и избегал обилия крепких напитков, но сейчас он был одинок, а его потребность в женщине нисколько не уменьшилась из-за тех безобразий, что творились вокруг, и он все пил и пил.
Вскоре им овладела слепая ярость. Мирдин, пораженный тем, что его добрый и здравомыслящий друг стал вдруг таким, не давал повода излить эту ярость. Проходивший мимо воин нечаянно толкнул Роба и стал бы мишенью его буйного гнева, но Мирдин вмешался, успокоил Роба, утихомирил, нянчился с ним, как с непослушным ребенком, и в конце концов уложил спать.
Наутро, когда Роб проснулся, женщин в лагере уже не было, а ему пришлось расплачиваться за собственную глупость – он покачивался на верблюде, а голова раскалывалась от боли. Мирдин, никогда не устававший постигать новое, усугублял состояние Роба, дотошно расспрашивая его об ощущениях. Наконец он отошел, уже лучше понимая ту истину, что для некоторых вино служит скорее ядом и колдовским зельем.
Мирдин не подумал взять с собой в боевой поход оружие, зато не забыл захватить шахскую игру. Она оказалась как нельзя кстати, и каждый вечер они играли до темноты. Теперь их сражения стали сложными, равными, а несколько раз, когда улыбалась удача, Роб даже выигрывал. За шахматной доской он и поделился своими тревогами о Мэри.
– Да все у нее хорошо, в том и сомневаться не приходится, – бодро ответил ему Мирдин. – Фара всегда говорит, что рожать детей женщины научились давным-давно.
Роб вслух подумал, кто родится – мальчик или девочка?
– А сколько времени она еще отдавалась тебе после того, как прекратились месячные?
Роб вместо ответа пожал плечами.
– У аль-Хабиба написано: если общение между супругами продолжается от одного до пяти дней после прекращения истечения кровей, то родится мальчик. Если с пятого по восьмой день – то девочка. – Мирдин смущенно умолк, и Роб знал почему. У аль-Хабиба дальше написано: если сношения между супругами продолжались и после пятнадцатого дня, то дитя вполне может оказаться гермафродитом.
– А еще аль-Хабиб пишет, что у кареглазых отцов рождаются мальчики, а у голубоглазых – девочки. Однако же я происхожу из страны, где у большинства жителей глаза голубые, а у них всегда рождалось много мальчиков, – сердито сказал Роб.
– Ну, аль-Хабиб ведь писал о нормальных людях, какие живут в странах Востока, – возразил Мирдин.
В иные вечера вместо занятия шахской игрой они повторяли поучения Ибн Сины о лечении боевых ранений, а то пересматривали запасы лекарств или удостоверялись в своей способности работать хирургами. И хорошо делали, потому что однажды вечером их пригласили в шатер шаха – разделить царскую трапезу и ответить на его вопросы о своих приготовлениях. Был там и Карим, который поздоровался с ними весьма смущенно. Вскоре стало ясно, что ему поручено расспросить их и вынести суждение об их способностях.
Слуги принесли воду и полотенца, чтобы они могли вымыть руки перед едой. Ала погрузил руки в искусно украшенную золотую вазу и вытер их о светло-голубые льняные полотенца, на которых золотом были вышиты изречения из Корана.
– Поведайте нам, как вы станете лечить резаные раны, – попросил Карим.
Роб сказал то, чему научил его Ибн Сина: следует вскипятить масло и залить в рану, пока оно горячо – это предотвращает нагноение и разгоняет вредные жидкости.
Карим согласно кивнул.
Ала-шах слушал их с бледным лицом. Он сразу же отдал твердое приказание: если он сам получит смертельное ранение, то они должны дать ему побольше снотворного для облегчения боли – тотчас после того, как мулла прочитает над ним последнюю молитву.
Еда была немудреной по царским понятиям: жаренная на вертеле птица и собранная по пути летняя зелень, – однако приготовлено все это было куда лучше, чем то, к чему привыкли Роб и Мирдин, да и подавалось на тарелках. Затем три музыканта услаждали их слух игрой на цимбалах, а Мирдин тем временем сражался с шахом в шахскую игру, но вскоре признал свое поражение.