Как ни странно, у меня не было ненависти к ЧК ни на йоту. И враждебности тоже. А было мне, наоборот, его жалко, и свидетельские показания я давал, превозмогая себя.
Выдержка из протокола допроса гражданина Гущина Дмитрия Олеговича, свидетеля по делу о преступлении, предусмотренном статьей 105 УК Российской Федерации, часть 1 (предумышленное убийство).
C.: Как вы полагаете, что послужило мотивом убийства Самылова и покушения на вашу жизнь?
Гущин (далее Г.): Я могу объяснить это только временным помешательством у ЧК… то есть у Лиогинского, вызванным явлением, которое в нашей среде называют крышесносом.
С.: Вы тоже подверглись временному помешательству?
Г.: Нет, я был в норме.
С.: Тем не менее вы утверждаете, что нашли древний клад, а подозреваемый и второй свидетель наличие клада отрицают.
Я бросил все дела и засел за книги. Не знаю, что руководило мной в первую голову: желание помочь ЧК или неотступные, навязчивые, не дающие жить мысли о происшедшем. Так или иначе, с утра до полудня я терзал запросами поисковики, а вторую половину дня безвылазно просиживал в читальном зале. Я рылся в справочниках и энциклопедиях, штудировал рефераты и диссертации, штурмом брал саентологию и вгрызался в криминалистику. Аномальные зоны Казахстана – Плачущая пещера и Поющая гора, плато Устюрт и Долина весны, исчезнувший остров Барсакельмес и бездонное озеро Кок-Коль. Казахские предания и легенды – акыны и анши, озеро любви и страна собак, Толагай и Жеке-батыр. Казахские обычаи и традиции – урын келу, кыз кору, бесик салу, коримдик…
Разгадка долго не давалась мне в руки, я злился, клял собственное упрямство, едва не приходил в бешенство. Я нашел ее лишь на исходе третьей недели непрерывных поисков. Нашел, когда, одуревший от справочников и словарей, взялся за художественную литературу. Через день я знал, что произошло. Знал, но еще не верил. Ночь я провел, не сомкнув глаз, а наутро вылетел в Алматы с томиком Чингиза Айтматова под мышкой.
Гном попросил свидания со мной через два месяца после убийства. К этому времени я уже сломался. Неделю назад я подписал протокол с признанием в совершении преступления в состоянии временной амнезии. Теперь я ждал заключения врачебной комиссии. И мне было безразлично, признают ли меня вменяемым или нет.
– Прости, – сказал я, глядя на Гнома через разделяющую нас решетку. – Я не хотел…
– Не извиняйся, – перебил он. – Я хочу кое о чем тебя спросить. Но прежде рассказать кое-что. Всё это время я пытался связать концы с концами. И, кажется, теперь мне это удалось. Вчера я вернулся из Алматы. Нанял там частных сыщиков. Так вот, друг наш Кипчак ни при каком архиве не состоит. Он вообще нигде не состоит, а где живет и чем занимается – неизвестно. Однако это не столь важно. А важно то, чем занимались его родители.
– При чем здесь родители? – растерялся я.
– Еще как при чем. Отец его, Мурзамуратов Абулай Курбанович, отбывал срок за соучастие в убийстве. И мать тоже за соучастие в убийстве, только в другом. Не знаю, как там вышло по их казахским законам, но оба огребли по пятнашке и до сих пор сидят. А теперь угадай, кем были жертвы.
– Кем же?
– Копарями, ЧК. Черными археологами, только местными. Убивали же в обоих случаях не Мурзамуратовы, а совершенно другие люди. Тоже копари. Теперь понимаешь?
Я подался вперед, едва не приложившись лбом о решетку.
– Ты хочешь сказать… – ошеломленно начал я.
– Сначала спросить. Ты всегда брил голову наголо?
– Да, несколько лет уже, а что?