— А если ты обманешь, я никогда не перейду эту реку.
— Да? Хорошо…
— Думаешь, это хорошо?
— Нет-нет! Это, конечно же, плохо! Хорошо означает: как и ты, я согласен! — и попугай добавил с новым неуловимым оттенком: — О великий из клана!
Неуловимым оттенком была ирония, трусливая, желто-зеленая.
Одинокий Воин почти разжал лапу.
— Стой! — рыкнул он, похоже, самому себе. — Не забудь: дорога должна быть для двоих.
— Я и ты? — переспросил попугай.
— Я и он.
Волк понял лишь половину из разговора.
Если они все не умеют плавать, размышлял волк, то ясно, за счет чего мы… за счет чего племена сумели отстоять собственный берег.
Лапы оторвались от земли, корзина понеслась, влекомая восемью грифами. Может быть, вот это и останется в памяти, а вовсе не спокойная племенная жизнь, так успел подумать волк, вот это и приснится после смерти — разбег, прыжок в корзину, парящую совсем близко над землей, так быстро, чтобы они смогли впрыгнуть, и приближающиеся небеса.
Теперь они во власти птиц.
Попугай появился из воздуха и сел на край корзины. Один из грифов что-то закричал по-своему, и переводчик тут же заработал крыльями, покинув летучее средство.
— Скупердяи, узкие клювы! — рыкнул он по-кошачьи. — Лишний пассажир им, видите ли, не оплачен. Ладно, друзья, ваш спутник присоединится к вам позже!
Волк опасался глядеть вниз. Он и на дерево ни разу не взбирался — это была самая горизонтальная цивилизация из всех. Даже художники их рисовали строго на плоскости, не собираясь открывать перспективу. Изображали, как правило, одно и то же — родословное древо, где буленбейсеры, блад-хаунды, бульмастиффы, ретриверы, терьеры происходили от одного мифического предка. Предок никогда, ни в каких случаях не именовался волком.
Одинокий Воин занимал собой половину корзины, бесстрастно взирая куда-то вдаль.
— Ты будешь сражаться? — спросил волк.
Он еще недостаточно изучил чужой способ передавать мысли, слов не хватало, а попугай улетел. А я?! — хотелось сказать волку. Почему ты будешь сражаться за нас двоих?
Но тигр не ответил и на первый его вопрос.