– Точно, не уважают. Может, научим уважать?
И гундосый, красноречиво стукнув кулаком о ладонь, сделал шаг к Пашке.
Но тот сам шагнул ему навстречу, подойдя почти вплотную и заглянув снизу вверх в самые глаза.
– Когда заслужишь – тогда зауважаю.
И с этими словами толкнул обеими руками гундосого в грудь. Тот едва не свалился, отскочил. Хотел было налететь и ударить – но не решился.
Пашка смотрел на него так, что отбивал всякую охоту драться.
– Пошли, чего стоишь, – сказал он брату, и первый зашагал по тропинке. Деревенские не посмели даже пикнуть им в спину.
Потрясенный Ванька заторопился вслед. Никогда еще он не смотрел на старшего брата с таким уважением.
Эпилог
Пашка проснулся от заглянувшего в окно солнечного лучика. Сладко потянулся и вскочил с кровати.
Сегодня он был дома один. Родители на работе, Ванька – в садике.
На кухне под салфеткой его ждал оставленный мамой кусок пирога. Зашумел чайник, зажурчала вода в кране, ветерок ворвался через открытую форточку и колыхнул занавески.
Заварив чай, Пашка включил приемник – он любил завтракать под музыку.
Только музыки на этот раз почему-то не было. В динамиках слышался только хрип помех.
Пашка вздохнул с досадой и полез к приемнику крутить настройки. Но вдруг остановился на полпути…
Сквозь шум и треск вдруг пробился голос. Это был очень знакомый голос, тонкий, нежный, но вместе с тем – сильный, внушающий уверенность и гордость.
Пашка встал у окна и слушал, запрокинув голову к ясно-синему небу. В глазах немного защипало, и ему стало неловко за случайную слезу. А впрочем, кто ее увидит?
– Не забывай меня, друг, – сказала Лила из неведомой дали.
– Не забуду, друг, – тихо пообещал Пашка.
За окном желтели листья. Близилась осень, но ясное небо обещало еще много прекрасных солнечных дней.