Смерть или слава. Чёрная эстафета

Нетленный перестал существовать, превратившись из упорядоченного излучения в хаотичный поток частиц.

Остальной флот нетленных продолжал неподвижно и безмолвно перекрывать векторы разгона ко всем трем сферам.

Шшадц сообразил, что чешуя на всем теле у него уже давно стоит дыбом, отчего он стал колючим и темно-серым. Ординарцы, развернув гребни до отказа, таращились на экраны.

— Мать-глубина! — сказал каким-то новым и непривычным голосом Ххариз Ба-Садж. — Что это было? Проверка? Самоубийство?

— Наверное, они проверяли: кто уничтожит этого дерзкого одиночку. Ушедшие или союз, — сказал вдруг адмирал Оуи, и от этих слов на Галерее запала мертвая тишина.

А в следующий момент нетленные стали наново разворачивать кинжальные вееры.

31. Павел Суваев, военнопленный, Homo, крейсер Ушедших

После обеда долго прохлаждаться тоже не позволили — явились давешние свайги в голубом и безмолвные дырчатые шары — охранные роботы. Впрочем, свайги могли быть и другими, Суваев так и не научился их различать. То есть они, конечно, отличались даже на взгляд, но воспроизвести в памяти характерные черты любого свайга никак не получалось.

То, что чужие разделили волжан по индексу доступа, Сува-ева совершенно не удивило. Ясно, что пилот и уборщик на любом звездолете обладают разными уровнями компетенции. Чужие явно пытаются руками людей активировать эту громадину, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб понять, против кого. Против тех самых гостей, которых ждали у Волги. Из-за которых свайги перестраивали клин в воронку, а азанни свое крыло — в оборонительную сеть.

И еще Суваеву все сильнее казалось, что этот громадный неведомо чей корабль превосходит даже возможности чужих. То-то они из-за него вот-вот перегрызутся. И если ему, Павлу Суваеву, и верным людям, с которыми он успел переговорить, корабль подчинится — чужим можно будет объявлять ультиматум.

Да-да, ультиматум. Суваев уже вскользь обсудил этот вопрос с Зислисом, Фломастером и Хаецкими. Собственно, у Зислиса аналогичная идея вызрела самостоятельно, и это еще более укрепило Суваева в собственной правоте. Лейтенант, оказавшийся вовсе не таким тупоголовым воякой, каким выглядел, горячо поддержал Зислиса. Хаецкие излучали скепсис, но Суваев твердо знал: если дело вдруг начнет выгорать — на них можно будет смело рассчитывать.

Зислис сетовал, что не удалось найти других звездолетчиков Волги — Савельева, Юльку Отчаянную, Шумова, Смагина, Риггельда, Василевского. Впрочем, Василевский, кажется, убит. Высокий индекс всех, кто хоть как-то был связан со сложной техникой и космосом, показался Зислису не случайным, и Суваев вынужден был признать, что в этом есть определенный смысл. Правда, нашлось единственное исключение — начальник смены станции наблюдения Стивен Бэкхем. Но если откровенно, Суваев всегда считал его недалеким человеком, непонятно как угодившим на подобную должность. А исключения, как известно, только подтверждают правила.

Романа Савельева Суваев знал плохо, но Зислис Савельева уважал, а Зислису верить можно. Если говорит, что дельный человек, значит, так оно и есть. Но, если честно, не очень-то Суваев надеялся на всю эту компанию звездолетчиков — они всегда были некоей высшей кастой, закрытой для остальных волжан. И проблемы у них были свои — особенные и непонятные, и разговоры, и поведение. По-видимому, эти ребята не дались в руки чужим. Либо погибли, либо сумели вовремя удрать. По крайней мере среди сотни с высоким индексом оказались все, кого Суваев отметил бы и сам, за исключением пятерых человек: двух толковых девчонок-телеметристок — Яны Шепеленко и Вероники Дронь, хозяйки Манифеста Ирины Тивельковой, служащего директората Святослава Логинова и приятеля из «Техсервиса» Кости Зябликова, который, кажется, тоже имел какое-то отношение к Манифесту и Тивелькову должен был знать. Все знакомые, у кого, по мнению Суваева, имелись мозги, находились в данный момент на корабле неизвестной расы. Отсутствовали только звездолетчики (не считая Ха-ецких) да вышеупомянутая пятерка. А значит — нужно было действительно освоиться с управлением корабля. По крайней мере попытаться. Суваев смутно помнил ощущение собственного могущества и единения с кораблем, когда подключался к какой-то жалкой сантехнической машинерии. Что же будет, когда он подключится к капитанскому пульту? Хватило бы индекса…

«Только бы хватило, — твердил про себя Суваев, вышагивая по нескончаемому коридору вслед за степенным свайгом в голубом комбинезоне. — Только бы хватило…»

Во второй раз группы уменьшили. Теперь волжан было шестеро — кроме самого Суваева, еще Зислис, Веригин, Хаецкие и Фломастер. Те, кто и нужен. Чужие словно подыгрывают.

На этот раз их привели в совсем другое помещение. Суваев сразу стал озираться в поисках шкафов со скафандрами, но оказалось, что это всего лишь местный гараж. Подали плоскую платформу. Пола она не касалась, вероятно, сработана была на антиграве. Но с другой стороны, никто ею не управлял — свайг жестом велел всем влезть на нее, угрожающе встопорщил гребень и предупредил (через переводчика, разумеется):

— Роботы сследят непресстанно! Ниччего не предпринимать безз команды от ссвайга!

Суваев криво усмехнулся, опускаясь на корточки посреди платформы. Сначала приборы-переводчики допускали множество ошибок, но за пару часов общения с людьми быстро освоились с правилами языка и даже произношение, сволочи, научились имитировать. Только шипящие по-прежнему затягивали. Все эти приборы явно были связаны в общую сеть, и то, что узнавал и анализировал один, немедленно становилось достоянием всех остальных. В общем, удивляться не стоило.

Платформа двинулась вперед, плавно и без рывков, но тем не менее очень быстро. Четыре робота неслись следом. Все это происходило без всяких звуков, только слегка свистел в ушах поток встречного воздуха.

«Интересно, — подумал Суваев. — А встретим ли мы на корабле азанни и цоофт? Или лишь свайгов?»