Смерть или слава. Чёрная эстафета

22
18
20
22
24
26
28
30

— Где это произошло?

— Смерть капитана? О, далеко. Очень далеко. За пределами диска, в системе Набла Квадрат.

— На окраине? — несколько оживился таможенник. — Это меняет дело. Надеюсь, все файлы на месте? Я должен буду их скопировать. И вот еще что: как долго вы намереваетесь пробыть у нас в гостях?

— Не знаю. — Бьярни пожал плечами. — Пару дней, наверное.

— Не дольше? Если пару дней, я могу дать вам скользящую визу. В этом случае я даже не буду производить досмотр, но и вы вплоть до старта не сможете вернуться на борт вашей… теперь вашей яхты. И из вещей сможете взять только одежду, что на вас, и кредитку. Но зато в любом отеле вам полагается скидка.

— И конечно же, — с некоторой иронией продолжил Бьярни, — вам не придется расследовать дело о смерти прежнего капитана.

— Именно так, господин Эрлингмарк. — Таможенник чуть поклонился. — Нам не слишком интересны события, происшедшие далеко от нашего дома. И к тому же двадцать три года назад вы были еще слишком молоды, чтобы захватывать чужие яхты. Не так ли?

— Истинно так, господин таможенник.

— Тогда прошу предоставить мне доступ к аварийным файлам и милости прошу на нашу планету.

Бьярни по-быстрому слил представителю местной власти всю статистику, все логи, ввел новый пароль на открытие шлюза, проверил, на месте ли кредитка, и проследовал за таможенником к выходу.

Первые минуты на поверхности он всегда чувствовал себя несколько неуютно — нужно было привыкнуть к отсутствию стен.

Шлюз величаво затворился; к панели управления таможенник немедленно прилепил ограничитель.

— Напоминаю, что снять блокировку сможет только сотрудник таможни. Трехдневная виза приаттачена к вашей кредитной карте; если вздумаете ее продлить — милости просим, но не дольше, чем на неделю в сумме. Если дольше — надо будет переоформить на обычную и уплатить налоги. Садитесь, я подброшу вас к пропускному пункту.

Бьярни кивнул и уселся в пестрый желто-черный автомобильчик, который тут же встал на подушку и увлек его навстречу быстротечному отдыху.

Отдых всегда быстротечен — это Бьярни усвоил еще в раннем детстве.

Он намеревался заглянуть в ближайший же бар — и заглянул. Намеревался расслабиться со стаканом в руке — и расслабился, разве что под стол свалиться не получилось: организм на этот раз противостоял алкоголю на удивление браво. Намеревался споить симпатичную девчонку — споил даже двух. В высшей степени симпатичных близняшек, которых слегка обалдевший Бьярни так и не научился различать. Спаивание довольно быстро переместилось из бара в близлежащий отель, где Бьярни действительно получил солидную скидку. В номере обнаружился бассейн, куда троица не преминула с визгом окунуться; еду и выпивку привозил на старомодной тележке чопорный стюард в не менее старомодной ливрее… В общем, отдохнул Бьярни на славу. Оттянулся. Или — как любил говорить дядя Олаф в старые времена — оттопырился.

На второй день близняшки и не подумали удрать — протащили Бьярни по побережью местного моря с непременными остановками в наиболее злачных местах. Уже под вечер Бьярни, собиравшийся пробыть здесь только двое суток, с облегчением подумал, что виза у него трехдневная. К счастью. И остался до завтра — сил мчать на космодром и снова погружаться в безмолвие межзвездного рейса Бьярни в себе не нашел… Нет, слишком уж тут было здорово, на летней и праздничной Роме.

Бьярни даже подумал: а не бросить ли прошлую жизнь к чертям собачьим? Получить гражданство, поселиться на этом благодатном мирке. И деньги у него в данный момент есть… Но чувствовал, что мысли эти чисто риторические. Во-первых — Магнус. Предать брата и навсегда лишиться его — Бьярни не чувствовал себя способным на подобный поступок. Во-вторых, миллиона не так уж надолго и хватит. В лучшем случае — лет на десять. А дальше? В-третьих, Бьярни прекрасно знал, что такое зов космоса. Когда голубое небо становится давящим и постылым, когда ночью тянет не отрываясь глядеть на жалкие светляки в зените, когда пальцы шевелятся сами, набирая стартовые команды на невидимой клавиатуре…

А в-последних — и в-главных, — Бьярни не верил, что обман чужака-нанимателя пройдет ему даром. Если двух-трех-дневная задержка ничего в конечном итоге не меняла, то такое вот бегство становилось явным нарушением контракта, а публика с такими глазами, как у чужака, не терпит нарушений. По крайней мере со стороны поделыциков.

Поэтому наутро, после расслабляющего завтрака и непременного купания, Бьярни сказал своим близняшкам: «Закругляемся», — и перешел с алкоголя на колу. Часа два они валялись на пляже — Бьярни даже загорел слегка за эти дни. Потом, когда жара стала нестерпимой, уже в прохладе очередного бара, Бьярни нащупал в нагрудном кармане новой рубашки (подобранной для него близняшками по местной моде) коробочку из-под зубочисток. С чешуйками. И сразу мысли его вернулись к «Карандашу» и саркофагу.