Смерть или слава. Чёрная эстафета

22
18
20
22
24
26
28
30

— Зачем они это сделали, хотел бы я знать… — пробормотал он. — Как ты думаешь?

Я пожал плечами. Что тут ответишь? Война… Не дурацкая перестрелка в «Меркурии» или на атакованной заимке. Большая война. С крейсерами и звеньями истребителей в небе.

Но что плохого мы сделали чужим? Или это по-прежнему из-за красной кнопки и явившегося корабля?

Тогда эти люди на твоей совести, дядя Рома. Вот этот пацан, в одночасье ставший сиротой, — на твоей совести. Что ты будешь делать дальше?

Усилием воли я отогнал черные мысли. Не время. Может, мне и суждено когда-нибудь раскаяться. Но не сейчас, это точно.

Что же дальше? Корабля у меня больше нет. Старатели по всему континенту скорее всего озверели, и помощи ждать неоткуда. Только от Юльки или других летунов. Но как им дать знать о себе? Юлька убеждена, что я уже вытащил Чистякова Костю и в данный момент пытаюсь разузнать, что с Риггельдом.

— Костя, — спросил я. — У тебя связь-станция космодромную волну берет?

— Берет, — ответил Костя, и я сразу оживился. Хоть в этом повезло. Если берет космодромную волну, значит, и наш график возьмет. Наш график — волну, которую слушают старатели-летуны.

— В куполе? — справился я, нацеливаясь на вход.

— Ну а где же еще?

Рядом со шлюзом валялся обломок, который прикрыл нас с Костей. В стороне темнели в рыжей пыли еще два. Дасфальт был усеян мелкой керамической крошкой, осыпавшейся с внешней обшивки «Саргасса». Я зло скрипнул зубами. Все, дядя Рома. Ты теперь не летун. Проворонил, тля, батин корабль… Семейную реликвию, которой просто не было цены. Во что она теперь обратилась? В груду обломков да в керамическую крошку на дасфальте?

Разиня.

Я потряс головой. Не время казниться. Да и не помочь теперь никакими стенаниями и укорами.

Костя рядом со мной быстро набрал входной код на сенсор-панели рядом со шлюзом. У самой панели сверхпрочный спектролит был вмят, словно тонкая жесть. Но все же купол выдержал, не раскололся.

Под куполом было прохладно и почти не воняло горелым. Только от нас самих. Старатель, подхвативший на руки пацана, вошел тоже и притих у самого шлюза. Растерянное выражение все не покидало его лицо. Кажется, парень не блистал особым умом. А если когда-то и имелись к этому какие-нибудь предпосылки, они погибли скорее всего в раннем детстве при посредстве папашиного диктата.

Я тяжело опустился в кресло перед пультом; Костя оживил комп и вытащил на консоль программу управления связью. Как и я, Чистяков не любил графические интерфейсы, и манипулятор-мышь у него чаще без дела Скучал на пульте. Зато клавиатура была потертая и заслуженная, под стать моим, что в куполе, что на «Саргассе»… второй, впрочем, больше нет. Да и первой, наверное, тоже, после визита банды Плотного.

Хорошая, словом, у Кости была клавиатура.

И правильно. Старая добрая командная строка и двухстолбцовые окошки «Миднайт коммандера» — что может быть лучше? Не дурацкие же иконки в псевдообъеме, в которые нужно тыкать курсором…

Выставив частоту, я подтянул к себе микрофон на тонкой хромированной подставке и переключил звук на внешний громкоговоритель.

На волне космодрома было тихо. Такое впечатление, что службы наблюдения и диспетчерская обезлюдели. И переговоров кораблей не слышно. Я вспомнил, что сотворили истребители чужих с несчастным «Саргассом», и стиснул зубы. Если бы мне сказали, что в окрестностях Волги не осталось больше ни одного человеческого звездолета, я бы поверил. И ничуть не удивился бы.