— От него тепло, а я наполняюсь, — поделилась впечатлениями Куу. — А была как… как стеклянная чашка, которую выпили, только капельки на дне остались.
— Значит, мы договорились — больше не поём, о’кей? — Сержанту удалось скрыть тревогу. — Хотя голос у тебя — душе отрада.
— Я могу и просто петь, ни для чего.
— Насчёт мамы выяснили? — негромко спросил Шон у Ройзин нарочито будничным тоном. Память от поездки с коронером сохранила образ мёртвой леди. По мнению миссис О’Хара, леди не вернётся к Трём Столпам.
— Запад, — односложно отозвалась та.
— Это хорошо или…
— Разница та же, похоронят тебя ногами к морю или головой. Отец Куу был с востока, но человек ли он и что с ним теперь — неведомо. Это он нарёк её Луной.
— Папа любил лес и снег, — вставила Куу, придавленная котом, — а мама — ветер и холмы. Он звал нас к себе, в страну птиц.
— У них своя география… Где это — в Норвегии, что ли? Или вообще в России?
— Кто путешествовал по их карте, — тонко заметила миссис О’Хара, — того лет триста перестали ждать обратно. А у тебя какие новости?
Приоткрыв было рот, Шон не нашёл сил сказать «Куу, завтра за тобой приедут».
«Как я ей в глаза-то смотреть буду?.. Ладно, перестань, всё наладится. Главное, бобов давать побольше и запретить петь. Святые отцы нарекут её Мойрой или Пэтси, отдел опеки присвоит фамилию. Станет новый человек вместо Луны Небесной…»
— Завтра будет видно. А детям пора спать.
То, что жители Бале-Конылы не облепили лавку и участок, следя за каждым движением, вовсе не значило, что они боялись вмешиваться.
Опыт предков, идущий из тьмы веков, гласил, что ши карают назойливых. Но кто запрещает принести того-сего в подарок и оставить в корзине у дверей? Ясен ветер, ши поймёт, что от кого, и в благодарность наградит.
— Кто-то забыл? — спросила Куу о четырёх корзинах на крыльце.
— Вам на холм приносили провизию? — Шон подхватил пару корзин и удивлённо крякнул. Эге!
— Раньше… Давно…
«Вовремя вы хватились, господа хорошие… Теперь поздно навёрстывать. Неужели вас мама с дочерью объели бы?»
— Смотри, тут и письма.