Синтия встретилась глазами с Геральтом и пожала плечами.
— Аптечка, — сказал ведьмак и назидательно воздел палец. — Стандартной вполне хватит.
— А у тебя нестандартная? — немедленно заинтересовалась Синтия.
— У меня ведьмачья.
— Так почему же мне стандартная? — с некоторой обидой спросила она.
— Потому что ведьмачью тебе неоткуда взять. Это раз. И потому что ведьмачьи препараты тебя убьют — ты ведь не проходила испытание. Это два.
— Понятно.
Служанка даже не дождалась команды от хозяйки — аптечка заняла место рядом с ноутбуком.
— Четвертое. Предметы гигиены. Зубная щетка, паста, чистое белье. Полагаю, тебе не помешают еще и прокладки. Полотенце не нужно. Не нужна также и косметичка — зуб даю, она у тебя размером с чемодан. Можешь забыть и о фене — это ведь коробка с феном, во-он в сумке? Да? Так вот, фен и косметичка в предметы гигиены не входят.
— Но…
— Никаких «но». Не согласна — до свидания.
Синтия решительно шагнула к сумке, порылась там на пару со служанкой и присовокупила к уже отобранным вещам пакет размером с рюкзачок Геральта.
— Уменьшить втрое, — безжалостно велел ведьмак.
Синтия выполнила и это. Когда она встала, из пока еще подкрашенных глаз ее текли слезы. По пока еще подрумяненным щекам.
— И не реви. — Геральт не знал жалости. — Чудовищам все равно, как ты выглядишь.
— Но ведь живым не все равно, — тихо возразила Синтия.
— Зато тебе все равно, что думают о тебе живые. Безразлично тебе это, поняла? Без-раз-лич-но. С сегодняшнего дня.
— Я поняла, — прошептала полуорка.
Наверное, она действительно поняла. Но слез не стало меньше.
— И еще одно запомни. Вероятно, ты полагаешь, будто мне тебя жалко. Что я — всего лишь строгий учитель, который поступает сурово лишь оттого, что есть такое слово «надо», а в душе он добренький и несчастную девочку жалеет. Так вот, чушь все это. Ничуть мне тебя не жаль. Моя жалость умерла много лет назад в Арзамасе-шестнадцать. И потихоньку привыкай, что твоя жалость тоже умрет — где-то там, впереди, в походе. Умрет жалость, сострадание, все умрет. Останется только умение ведьмака и безразличие ко всему, кроме города.