— Мать есть мать, — еще тише возразила Синтия. — Какой бы она ни была — ребенку с ней будет лучше всего.
— Меня не мать волнует, — пояснил Геральт. — И даже не этот ребенок.
— А что же тогда?
— Город. Только город — и больше ничего.
— А что сделается городу, если ты вытащишь из-под пресса двухлетнего мальчишку и отдашь его матери?
— У города станет ведьмаком меньше.
— Так уж и станет! Ему еще нужно выжить после вашего изуверского испытания! Я ведь знаю, выживает один из десяти!
— Значит, у города станет десятой частью ведьмака меньше. Если мы не станем подбирать себе замену — кто защитит город? Кто завтра вытащит снова попавшую под пресс мать с его братьями и сестрами?
— Неужели не найдется кому?
— Если об этом не заботиться уже сегодня — не найдется. Ведьмаков и так становится все меньше и меньше.
— Потому что чудовищ становится все меньше и меньше.
Геральт печально улыбнулся:
— Это только кажется. Чудовищ не стало меньше. Их стало труднее распознавать. И труднее убивать. Вот и все.
— А если бы у того человека нашлось двадцать тысяч? Ты бы содрал целую кучу денег за разбитое стеклышко и нажатие на кнопку?
— Я беру деньги не за то, что жму на кнопку. Я беру деньги за то, что всегда знаю, на какую кнопку жать.
Синтия неожиданно переметнулась на соседнюю ветвь все той же темы:
— А скажи, Геральт, тебя тоже когда-то вот так же отняли у попавшей в беду матери? В качестве платы за спасение братьев и сестер?
— Нет.
— А как же ты стал ведьмаком?
— Это важно?