Холод южного ветра

22
18
20
22
24
26
28
30

Но вот в свете грядущих выборов президент Нанды, на территории которой находился маяк, не придумал ничего лучше, чем объявить официальную войну Розении, переводя вялотекущий конфликт в статус полноценных боевых действий.

Даже мы, далёкие от местных реалий, догадались — военное положение ввести дядька хочет, отодвинуть выборы и в конце объявить, что война всё спишет. Видать, плохи его дела на третий срок остаться, раз на подобный шаг решился. Да и повод вроде как имелся серьёзный — страна находилась на грани дефолта.

Лидер местной оппозиции, нагловатый тип с кучерявой причёской, костерил власти настолько самозабвенно со всех трибун, что, казалось, ещё мгновение — и он выпадет из экрана прямо нам под ноги. Затрясётся в неконтролируемом гневе, затопает ногами, взвоет правильный лозунг и бросится на правительство в рукопашную.

Во имя торжества демократии.

Из его пламенных спичей, просматриваемых на перемотке, мы и узнавали о местных проблемах с унылыми перспективами.

Президент же демонстрировал все качества лидера нации. Говорил устало, твёрдо, умно. Подбадривал, выражал надежду, верил в войска и народ. Смотрел будто в душу зрителям, проникновенно, по-отечески. Оппозицию величал не иначе, как «пятой колонной» и «агентами влияния», впрочем, без конкретики.

… После ряда громких заявлений правительства запустились определённые государственные механизмы. Началась первая волна мобилизации, ввели новый налог на армию, экономика переходила на военные рельсы, по всем каналам звучали марши.

В Розении только обрадовались. Похоже, там тоже ситуация обстояла не лучшим образом. Толком разобраться не успели, но всё смахивало на аналогичный кризис.

Поняли, каким боком чужие разборки коснулись и нас. По действующему, как сказал Брок, протоколу в случае наступления войны или иной вооружённой угрозы представительство Федерации эвакуируется до лучших времён. Вся торговая и политическая деятельность прекращается. Официальные дипотношения переводятся в режим удалённого доступа.

Почти всё красиво, всё обоснованно, кроме одного, прочно засевшего в мой мозг и не находящего здравых пояснений: откуда взялась информация о трёхсоткилометровой бесполётной зоне?

Не поленился, нашёл карту, сверился. До космопорта — за тысячу с хвостиком километров, до линии соприкосновения — примерно пятьсот. Упоминаний о прорывах или ожесточённых боях, под которые маскируют полный пиндык и кровавую кашу под чужими сапогами — никаких. Сержант прав оказался.

Получается, если официальные источники тактично умалчивают о реальном состоянии дел на передовой и линия фронта несётся прямо на нас — возможно всякое. Атакующие вполне могут и не знать про нейтральный статус маяка. Или сделать вид, что не знают.

Под ложечкой засосало…

Если нас завтра, точнее, уже сегодня, не заберут — дело дрянь.

Ежи оказался категоричнее в своих суждениях. Устало потирая глаза, он сказал:

— Я ошибался. Полагал взвод слишком важной единицей, — как всегда, начал наш умник не с того. — Оборудование вывезено. То, что осталось — металлолом. Мы — вторичны. Нужно требовать от сержанта связи с руководством. Забудут про нас в суматохе, а потом станет проще списать взвод, чем вытащить.

Весь налёт уверенности в силах космофлота и единстве Федерации с него как рукой сняло. Поумнел?

— С чего взял?

— Э..э… — знайка неуверенно замялся, впервые на моей памяти медля с ответом. — Войной и огнём не шутят. Так моя бабушка говорила.

Оспаривать поговорку я и не подумал. Тоже её слышал.