— Даже спорить не стану. На автомобиле или бронетранспортёре она, конечно, поэффективнее будет. Катайся с удовольствием, автоматика за тебя и прицел возьмёт, и врага уничтожит. Да.
— Тогда зачем?!
— Чтобы воевать.
— Зашибись объяснил...
— Правда? — обрадовался Псих, не понявший сарказма. — Ты понятливый. Это очень прекрасно.
Я не обрадовался, но, рассудив, отнёсся к пушке фаталистически. Раз есть — значит, нужна. Раз при ней имеется расчёт — значит, она не лучше и не хуже других видов вооружения. А убить могут где угодно.
Именно к этой пушке я и стал вторым номером. Отвечал за матчасть и своевременную подачу боеприпасов. Тяжёлая оказалась наука. Казалось бы — чего проще? Берёшь коробку со снарядами и меняешь её по команде.
В теории. На практике — Псих заставлял меня ворочать двадцатикилограммовые ящики одной рукой, с ходу, из любого положения попадая в подаватель. Мотивировал так:
— Тебя в руку царапнуло. Сегодня в правую, завтра в левую. А ещё стреляют. Много. Встать нельзя. Воюй лёжа.
Я не спорил. После авиаудара по маяку в памяти хорошо отложились угодившие под обстрел сослуживцы. Израненные, искалеченные, растерявшие боеспособность. Да, потом они кое-как собрались, понукаемые Бо Мидом, и уже при отступлении пытались изобразить готовность к бою, но та первоначальная беспомощность, страх, не обманывали никого. Все боялись. И все с надеждой смотрели в сержантскую спину, истово надеясь, что он убережёт, охранит. Я — не исключение. Поэтому и тренировался до потемнения в глазах, до воющих от перегрузки мышц, чтобы, случись снова попасть в подобную задницу, быть готовым ко всему.
Вечно везти не может. И так слишком удачно складываются звёзды. Сначала в сопровождении, в тылу отирался, теперь — снова в тылу. Поэтому буду пользоваться предоставленной возможностью.