Резидент, потерявший планету

22
18
20
22
24
26
28
30

Перебранка эта не шла из головы. Но когда Пауль узнал, что Альберт в связи с одним делом допрашивает некоего Тикерпяэ, он попросил задать подследственному несколько вопросов об этом случае. Обвиняемый ответил, что про Вихма не слышал. «А какому Вихму вы задолжали в войну три мешка удобрений? — спросил Альберт. — Вашей рукой записано». Поняв, что попался, Тикерпяэ долго молчал. Но, видно, смекнул, что к делу этому особо не причастен, скупо сообщил: да, был за ним такой должок. Но когда весною сорок четвертого повез его отдавать, какие-то люди остановили его на лесной просеке, велели погрузить к себе ящики, сваленные в яме под елями, и доставить поклажу на хутор к Вихму. Среди тех, кто остановил его, он, Тикерпяэ, увидел двоих в немецкой военной форме, а ослушаться немцев в ту пору значило схлопотать пулю на месте. Про груз в ящиках — не ведал, но тяжелый. Похоже, что хуторянин говорил правду.

И все же образ Пеэтера Вихма Пауль для себя составил. А составив, отправился прямо к нему на хутор, который находился неподалеку от Ряпина.

Медленно рассеивался утренний туман, обнажая сверкающую гладь озера Меэлва. Взлетел на холм спокойный сероватый хуторок и застыл в настороженной суровости. Пауль медленно поднялся по тропинке к домику.

Его встретила в дверях хозяйка, жена Пеэтера Вихма, бойкая Ыйе, во взгляде которой перемежались легкая боязнь и плутовство. Пауль попросил у нее разрешения поговорить без малышей, но старший сын, Айвар, остался с матерью.

— Разговор пойдет о Пеэтере.

— Мы не знаем, где муж, — пробормотала Ыйе.

— Мы не знаем, где отец, — послушно повторил пятнадцатилетний Айвар.

Пауль понял, что разговор предстоит долгий и трудный. Он начал с того, что пока их муж и отец не стал соучастником грязных дел, он может спокойно вернуться к семье.

— Мы очень давно не видели Пеэтера, — невозмутимо ответила женщина. — Может, гость увидит его, пусть передаст ему это.

— Если он попадет в руки бандита Пресса, — Пауль старался, чтобы Ыйе точно поняла его мысль, — разговаривать уже будет поздно. Добрый человек превратится в государственного преступника, любящий отец уже никогда не обучит Айвара рисованию…

Айвар низко опустил голову. Ыйе смахнула фартуком выступившие на верхней губе бисеринки пота.

— Пеэтер не попадет к Прессу. Он не такой… А что, кроме рисования, дел мало? Мужчина, говорят у нас, сначала пахарь, потом пекарь, потом возчик, потом постройщик, а там и к небу можно голову задрать.

Айвар что-то беззвучно зашептал, мать предостерегающе сжала его плечо.

— А потянет рисовать… У детей есть мать. Я сделаю для них все, что хочет Пеэтер. Хоть какая власть была или будет!

На этот раз из их дальнейшей беседы ничего не получилось. Но Пауль пришел снова. И опять они долго разговаривали. Пока, наконец, Айвар не сказал матери:

— Я хочу жить с отцом. Без всего этого… Мама, человек пришел к нам без хитрости.

— Ох, не знаешь ты людей, сынок, — запричитала мать. — Что плохого мой бедный Пеэтер сделал? И зерно в фонд Красной Армии сдал, и участок безрукому Калеву вспахал и засеял. Никому ничего плохого не сделал мой Пеэтер. А кому поверили? Сторожу церковного кладбища да весовщику молочной фермы?

— Всем сейчас трудно, и новой власти совсем нелегко, — горько сказал Пауль. — Ей пепел от войны достался, да разбитые дома. Что же, по-вашему, один весовщик и один кладбищенский сторож всю власть представляют? Эх…

— Я отведу этого человека к отцу, — твердо повторил Айвар. — Я ему поверил.

— Отведи, — желчно выпалила женщина, — а они снова спросят Пеэтера, где те ящики, про которые он и не слыхивал…