— За что Тикерпяэ невзлюбил тебя? — спросил Пауль.
— Он хотел жениться на моей сестре. Я отговорил ее. Не было в нашей семье подонков и фашистов.
— Значит, склад от тебя вывезен и больше ты ничего про это не знаешь?
— Вывезен, — повторил Пеэтер и нерешительно добавил: — По-моему, один парень у нас знает больше… Я могу попробовать поговорить с ним… Но кому охота голову в ухват просовывать?
— Ну, я тебе много обещать не могу, — Пауль помедлил. — Но в прокуратуре выясню… Если все будет по-честному, будем вас считать своими добровольными помощниками. Говори, готов нам помочь?
— Готов. А теперь ты скажи, — Пеэтер замялся, завозился, ветку в руке сломал. — Тибер и Эйлонен напирали на то, что большевики отберут у эстонцев все ценности, уничтожат нашу культуру. Я не очень им верю… Ты говорил, Пауль, что жил среди русских. Скажи, они способны на такое — пустить нашу страну по ветру, раз народ маленький?..
— Чушь все это, — сердито оборвал его Пауль. — Сколько в Советском Союзе малых народов со своим языком и культурой! Русские, даже с немцами воюя, выпускали у себя стихи Шиллера, исполняли музыку Бетховена… А вот о «любви» гитлеровцев к эстонской культуре можно многое рассказать. Немало они вывезли: картин, ковров, рукописей, книг.
Пеэтер глубоко задышал.
— Меня будут судить? Много могут дать?
— Если не убивал, если явишься с повинной, могут и дня не держать.
Хуторянин даже застонал, боясь поверить в чудо.
— Но у меня к тебе еще один разговор. Кто тебя недавно вызывал из леса, Вихм?
Долго думал, крутил головой.
— Ни к чему это, Мюри.
— Это мое дело — к чему или ни к чему. Кто?
Пеэтер тер щеку, вздыхал. Наконец, неохотно протянул:
— Я его впервые увидел. Он предложил мне уехать с семьей за море… В Швецию или в Канаду. Предлагал сразу выписать на всех заграничные паспорта.
— А ты и уши развесил?
— Да нет, не врал он. У него бланки на руках. Все без подделки.
— Да ты, оказывается, почище эксперта… Так уж и подлинные. Чего он хотел от тебя?