– Чудны твои дела, Господи… Не успела мужа похоронить… всего-то две недели… Сороковин ещё не справили, Вер, а ты уже мужика к себе ведёшь… Как это понимать, Вер?..
– Так и понимай…
– Вот тебе и фунт изюма – получите и распишитесь в оприходовании… В первый раз в жизни ты меня на ты изволила примечать и величать… Ничего себе, Вер…
– Так и ты меня без моего спроса на «ты» давно величаешь – чему же тут удивляться?.. Всё поровну и всё справедливо…
– Ну, ты даёшь огня прикурить, Вер, хоть стой, хоть падай… – Соседка покачала головой и всплеснула полными короткими руками с толстыми, как сосиски, пальцами. – Ладно, на «ты», так на «ты», мне без разницы, мы люди не гордые, но принципиальные насчёт понятий…
– Каких таких понятий?..
– А вот таких понятий, что нельзя чужих мужиков к себе водить и в постель укладывать, Вер…
– А почему нельзя?..
– А потому что твой муж, уважаемый покойник на тебя, такую-сякую, глядит, сверху…
– Скорее снизу глядит из бездны, – поправила соседку Вера Алексеевна, – но это не важно…
– Хорошо, Вер, пусть он из могилы снизу глядит, но ведь устыдить может своим взглядом гневным…
– Не устыдит, потому что… – она не договорила фразы и повернулась к соседке спиной, показывая, что неприятный разговор на лестничной площадке закончен.
Но соседка не унималась. Стараясь как-то больнее ужалить, она нарочито ласковым голосом, но с иезуитскими металлическими нотками попросила:
– Хоть с представительным мужчиной познакомь, Вер, мне приятно будет услышать его имя – кто же он?
– Может, я сам представлюсь, – сказал Фёдор Иванович, – чтобы не накалять обстановку…
– Нет, я скажу… – Вера Алексеевна как-то странно улыбнулась и произнесла со значением. – Это мой недавний московский друг Фёдор Иванович, который скоро будет моим законным супругом…
– Но ведь ещё сороковин не справили, – прошипела с возмущением соседка. – Я же собиралась прийти к тебе на сороковины…
– Сороковины мы справим в Москве, – отрезала Вера Алексеевна, – а в Москву тебе не надо приезжать, не до тебя нам, извини, соседка, отметь сама с кем хочешь, если надумаешь…
– Ну, ты даёшь, Вер, – только и выдохнула соседка, – так резко менять судьбу…
– Радуга многослойная до и вихрь Новодевичьего после призвали меня изменить судьбу, и всё устроили, как надо, ничего не попишешь…