Записки следователя,

— Вы не знаете, — спрашивает Васильев, — давно они женаты?

— Года два, кажется, — говорит Тихомиров.

— Хорошая у Сизова квартира, — говорит Васильев.

— Да, — соглашается Тихомиров. — Это квартира родителей его жены. Ему, конечно, не нужна вся эта роскошь. Если б его воля, он бы вге это продал и деньги внес в партийную кассу. Но, во-первых, это принадлежит не ему, а во-вторых, вся эта купеческая роскошь помогает партии, потому что в такой богатой, солидной квартире никто не будет искать скрывающегося от преследований подпольщика.

— Да, конечно, — равнодушно соглашается Васильев. — А скажите, пожалуйста, гражданин Тихомиров, вы ведь тоже получили из награбленных денег тысячу рублей. На что они вам даны?

— Неужели вы думаете, — Тихомиров вспыхивает и выпрямляется, — что я бы позволил себе взять хоть один рубль из партийных денег на свои личные нужды? Я отказывался, не хотел их брать. Но Михаил Антонович мне объяснил, что это мне необходимо на всякий случай, если придется скрываться или нужно будет помочь кому-нибудь из товарищей. Мы ни копейки из них не истратили, вы же видели.

— Видел, — соглашается Васильев. — Всего было взято девяносто шесть тысяч?

— Я не считал, — говорит Тихомиров, — Михаил Антонович говорил, что взяли немногим меньше ста.

— И, значит, за вычетом расходов, — говорит Васильев, — остальное пойдет в партийную кассу?

— Да, — твердо говорит Тихомиров, — конечно же, в партийную кассу. Неужели вы думаете, что Михаил Антонович согласился бы взять себе оттуда хоть рубль?

— Нет, я этого не думаю, — спокойно говорит Васильев. — Ну, на сегодня кончим.

И, нажав кнопку звонка, он вызывает конвойных, чтобы они отвели Тихомирова обратно в тюремную камеру.

Серафима свидетельствует

На следующий день с утра Васильев снова вызвал Тихомирова. Начал он опять с разговора о деньгах.

— Значит, давайте, гражданин Тихомиров, посчитаем, — сказал Васильев. — Всего было взято в Кожсиндикате девяносто шесть тысяч рублей с лишним. Трем извозчикам было куплено по пролетке и по лошади, и за три лошади и три пролетки было уплачено двести восемьдесят рублей. Каждому из извозчиков было за участие и молчание уплачено по две тысячи рублей. Сбрасываем шесть тысяч двести восемьдесят, остается девяносто тысяч без малого. Кроме вас и Сизова, участвовало пять человек. Вы знаете остальных?

— Я их видел один раз в жизни, — сказал Тихомиров, — и, конечно, не знаю их фамилий.

— Верю, — согласился Васильев. — Во всяком случае, если захотите, можете познакомиться с их показаниями. Они получили по две тысячи каждый. Если не поверите протоколам, скажите, я представлю вам возможность с ними поговорить, и они подтвердят вам это. Ну, значит, пять по два — десять тысяч, да одна вам — одиннадцать, остается, насколько я понимаю, семьдесят девять тысяч. Это та сумма, которую оставил себе Сизов на трамвай и папиросы.

— Да, —согласился Тихомиров, — для передачи в партийную кассу.

— Правильно, — согласился опять Васильев, — для передачи в партийную кассу. Как вы думаете, за два месяца он успел уже передать в партийную кассу эти деньги?

— Конечно, успел, — сказал Тихомиров. — Он очень торопился с «эксом» и говорил, что партии срочно нужны деньги.