Записки следователя,

Долго колесили по переулкам. Заехали в какую-то подворотню и повесили фальшивый номер, он был приготовлен заранее. Машину загнали во двор дома отца Мещаниновой. Пермякову дали пятнадцать рублей. Условились встретиться завтра. Из ювелирного магазина артельщик выносил деньги около девяти часов. До инкассаторского пункта ему предстояло пройти километра полтора. Тут и должна была подъехать машина: Климов с Ладыгой, выскочив из нее, оглушат артельщика, отберут мешок с деньгами и уедут.

Днем катались по городу, пообедать решили в «Европейской» гостинице. Пермяков остался в машине. Когда вышли после обеда, Пермяков был вдребезги пьян. Машину он все-таки кое-как повел, но часов в семь машина запыхтела и остановилась. Пьяный шофер полез в мотор и объявил, что мотор испорчен и нужен капитальный ремонт. Пермякова прогнали. Чтобы отвязаться, дали ему десятку.

На Выборгской стороне, на Чугунной улице, бросили машину. Обидно было, что убивали зря, но Климов сказал, что на ошибках учатся и что артельщика можно взять и без машины. Еле успели на трамвае доехать до нужного места. Маршрут артельщика девушки выследили заранее. Стояли в подворотне, прикидывались пьяными. Качались и говорили ерунду. Артельщика оглушили рукояткой нагана, выхватили мешок и убежали. Через два квартала их ждала Мещанинова с чемоданчиком. Деньги пересыпали в чемоданчик, спокойно дошли до большой улицы, сели в трамвай и уехали. На следующий день встретились у Климова и пересчитали добычу. Денег оказалось много. Больше восьми тысяч. Вечером встретились с Кулябко и пошли на его «частную квартиру». Каждый взял на первый случай по двести рублей.

Артельщики вооружаются

В старой России артельщики были своеобразным народцем, жившим по своим житейским правилам, имевшим свои традиции, свои устойчивые понятия о хорошем и о плохом.

Что такое артельщики? Речь в данном случае идет о членах артели инкассаторов. Каждый член этой артели вносит залог, и из всех залогов получается немалая сумма. Вот этой суммой вся артель отвечает за каждого своего члена. Если среди артельщиков оказался растратчик или жулик, убежавший с казенными деньгами, артель покрывает убыток. Поэтому в артель принимают не каждого. Кандидат должен быть человеком солидным, не замеченным ни в чем дурном, таким, чтобы товарищи могли на него полностью положиться.

Так как в артели действует круговая порука и за преступление одного отвечают все, артельщики долго обсуждают каждого кандидата и только после тщательной проверки принимают нового члена. С годами в инкассаторских артелях подобрались люди солидные, трезвые, честные, которым без опаски можно было доверить любую сумму.

До революции артельщики выполняли поручения частных магазинов и фирм, а теперь с такой же добросовестностью выполняли поручения государственных предприятий и учреждений.

Вечерком получал артельщик выручку магазина, под утро получал выручку ресторана и безоружный, без всякой охраны тихонько, не торопясь нес деньги до ближайшего банка. Было, правда, несколько попыток нападения, но грабители, видно, оказались неопытные, а артельщики поднимали такой отчаянный крик, что даже глухою ночью на защиту сбегались люди.

И вдруг дважды подряд артельщиков ограбили. И в первом и во втором случае обстоятельства были совершенно одинаковы. Из подворотни, мимо которой шел артельщик с деньгами, неожиданно выскочили два щеголеватых молодых человека, один с тоненькими усиками, другой с бритым лицом, и последнее, что вспоминали оба ограбленных артельщика, — это занесенная над их головой тяжелая ручка нагана. Пришли в себя ограбленные артельщики только в больнице. Оба раза неподалеку от места нападения находили пустую сумку, такую, в каких артельщики носят деньги. Очевидно, грабителей поджидал третий соучастник, чтобы переложить деньги из сумки в чемодан или мешок, которые опознать невозможно.

После второго ограбления Васильев поехал в ОГПУ. Он рассказал обстоятельства дела и предложил немедленно вооружить всех артельщиков. В ОГПУ спорить не стали. И польза была несомненная, да и оружия как раз сейчас было много. Только что закупили в Германии большую партию немецких маузеров. Маузерами вооружили сотрудников ОГПУ и милиции. Поэтому оказалось много свободных наганов.

Сложности начались там, где их никто и предполагать не мог. Дело в том, что артельщики категорически отказались вооружаться. Все они были немолодыми людьми, со своими сложившимися привычками, и им представлялось очень страшным не только стрелять, но даже ходить с револьвером.

В Петрограде во время наводнений стреляли из пушек, чтобы предупредить население об опасности. И в старом Петербурге любили рассказывать анекдот про наивного обывателя с Охты или с Васильевского острова, который боится не взбунтовавшейся Невы, а стреляющих пушек, потому что, как только они ударят, так вода и течет с моря в Неву, стало быть, от пушек все зло и происходит.

Вот на этих наивных обывателей и были похожи артельщики. Бандитов они, конечно, боялись, но эта опасность, считали они, неизбежная, обязательно сопутствующая их профессии. А вот носить в кармане револьвер, а то, не дай боже, еще и стрелять в кого-то казалось им смертельно опасным, и согласиться на это они не могли.

Неделю их уговаривали, действовали и добром и строгостью. Наконец они согласились, но своим печальным видом свидетельствовали перед богом и перед людьми, что все это делается против их воли.

Пока их уговаривали, ограбили еще одного артельщика. Снова два молодых человека неожиданно выскочили из подворотни, и один из них был с тоненькими усиками, а другой — бритый. Снова артельщик был оглушен и пришел в себя только в больнице, и снова неподалеку была брошена его пустая сумка.

Теперь артельщики испугались всерьез и стали беспрекословно ходить на стрельбище. Некоторые, впрочем очень немногие, научились даже неплохо стрелять. Зато большинство не обнаружило никаких снайперских дарований. Едва начиная поднимать наган, они уже плотно зажмуривались от страха. Руки прыгали у них так сильно, что инструктора отступали подальше назад. Впрочем, постепенно и очень медленно дело налаживалось, и некоторые пули даже стали время от времени попадать в мишень.

Только у одного самого старшего и всеми уважаемого артельщика Амфилохиева все еще ничего не получалось. Перед каждым выстрелом он долго крестился, и, хотя пуля каждый раз попадала в совершенно неожиданное место, которое заранее никак нельзя было предугадать, он после выстрела начинал снова креститься, потому что даже это очень неточное попадание не могло бы, по его мнению, совершиться без участия высшей силы. Хотели уж признать его непригодным и освободить от обучения, но Васильев взялся за него сам и добился в конце концов, что старик перестал жмуриться и попадал не очень далеко от цели.

Это было все-таки лучше, чем ничего. На выстрел, может быть, люди сбегутся, да и бандитам будет все пострашнее. И надо же было так случиться, что именно на Амфилохиева было совершено следующее нападение.

Шел он в час ночи посредине улицы — артельщики теперь из осторожности ходили подальше от домов, — и вдруг из подворотни выскочили два молодых человека, у одного из которых были тоненькие усики.