Императорская охота

— Я знаю, — ответила Нечаева.

Повисло неловкое молчание, а затем я тихо произнес:

— До завтра, Арина Родионовна.

Девушка кивнула:

— До завтра, — потупив взгляд, пробормотала она.

Нечаева развернулась, открыла дверь и исчезла в сумраке. Я же постоял еще немного, всматриваясь в удаляющийся силуэт, а затем направился к дому.

* * *

— Павел, у нас гости.

Голос бабушки прозвучал, едва только я открыл дверь. Я остановился на пороге, раздумывая, что же это могут быть за гости, как из гостиной послышался знакомый женский смех. Тяжело вздохнул, догадываясь, кто же прибыл на вечерние посиделки.

Первой мыслью было немедленно покинуть дом и заночевать у того самого озера. Но я подавил это желание, пусть и с трудом. И направился в гостиную.

Догадка оправдалась. За столом комнаты собралась вся семья. Бабушка, мачеха, отец и та самая гостья. Все пили чай и о чем-то переговаривались и смеялись. Но едва я появился на пороге, как все разговоры смолкли, и взоры сидевших за столом уставились на меня.

— Добрый вечер, — выдавил из себя я, оглядывая собравшихся, и мысленно жалея, что все-таки не решился бежать в лес.

— А вот и Павел Филиппович, — с улыбкой произнесла Софья Яковлевна. — Проходи, присаживайся. Елена Анатольевна тебя уже заждалась.

Заседание

Княжна казалась эффектной даже в дорожном костюме, состоящим из кожаной курточки, белой блузки и широких брюк. Она умудрилась выглядеть так, словно пришла на один из процессов. Волосы были подняты в пучок и несколько локонов ненароком выскользнули из-под шпилек, чтобы обрамить породистое лицо. Но я знал цену этой случайности. Не раз видел, как бабушка с ловкостью кошки вытаскивала нужные пряди из прически и потом подкручивала их, создавая волну. Однажды я спросил, зачем ей нужна эта нарочитая небрежность. В ответ бабушка засмеялась и сообщила:

— Только на параде надо смотреться безупречно. А женщине иногда нужно показать мужчине, как она может выглядеть после того, как особое обстоятельство растреплет ей волосы.

— Обстоятельство? — переспросил тогда я.

— Они самые. Вырастешь и поймешь, о чем я говорю, — загадочно улыбнулась мне княгиня и вернулась к своему отражению.

И сейчас я понял. Елена выглядела немного растрепанной, верхние пуговицы на вороте блузки оказались расстегнуты ровно для того, чтобы был виден кулон, который лежал в ложбинке ее груди. На щеках девушки горел румянец, который не имел ничего общего с натуральным. Уж слишком он был безупречен. Как и помада на ее губах. И тушь на и без того длинных ресницах

— Добрый вечер, Елена Анатольевна, — произнес я, и девушка широко улыбнулась.

— Добрый, Павел Филиппович.