Подошел к стойке. И с грустью посмотрел на осколки стекла на месте початой бутылки клюквенной. Ну, это поправимо.
Я постучал рукой по столешнице.
— Матвей, вылезай. Все закончилось.
На стойку легли трясущиеся ладони. А затем из-за бара высунулась голова. Глядя на бледное лицо, большие от ужаса глаза и трясущиеся губы, я не удержался от насмешливого:
— Все хорошо. Повтори мне, пожалуйста.
Матвей обернулся в сторону бара, с грустью рассматривая стеклобой и растекающиеся лужи спиртного.
— По этому поводу не переживай, — поспешил успокоить его я. — Командование полка с лихвой покроет убытки, причиненные этими клоунами.
Я указал на пол зала, где лежало шесть бессознательных тел.
— Не боишься, что они напишут заявление в городскую жандармерию? — уточнил Матвей. — Избиение солдат внутренней службы…
Я удивленно посмотрел на бармена?
— И что они напишут? Что устроили пьяный дебош и один гусар переломал их, как спички? Да их за это выгонят со службы с такими рекомендациями, что их не возьмут даже охранниками в супермаркет. Не за дебош. А за то, что они не смогли победить в бою. Кому нужны стражи правопорядка, которые вшестером не могут скрутить одного хулигана?
— А ты хорош.
Голос брюнетки прозвучал прямо возле моего уха. Дыхание обжигало небольшими электростатическими разрядами, от которых по коже бежали мурашки.
Спиной сквозь тонкую ткань рубашки я почувствовал выдающуюся грудь девушки. Изящные руки брюнетки обняли меня, и я ощутил Силу, которой малышка делилась со мной, подпитывая после боя.
— Это было несложно, — прохрипел я и хотел было взять поставленную на стойку бутылку, но девушка ловко ее перехватила.
— Может быть, продолжим общение в более тихом месте? — проворковала она. — Кристина, ты как? Не могу же я одна уезжать с кавалером. Что люди подумают? — хитро произнесла.
Я подхватил со стула пиджак, достал из кармана штанов купюру и положил ее на стойку.
— Матвей, шампанского с собой.
И обернулся к девушкам:
— Едем, дамы.