Вечер перед отъездом леди Кас пожелала поболтать с графиней, и Эмер пришлось выслушать нескончаемый потом болтовни — легкой и изящной, как полет бабочки, и такой же бестолковой.
— Небесами предначертано было, чтобы вы вышли замуж за хозяина Дарема, — говорила леди Кас. — Как удивительна жизнь, даже в балладах такого не встретишь!
— Да, удивительна, — бормотала в ответ Эмер.
— И ведь ваше счастье было совсем рядом, — не унималась златовласая дама. — Подумать только! Он стал хозяином Дарема, чтобы заполучить вас. Это похоже на сказку.
Эмер с удовольствием разуверила бы ее в сказочности происходящего, но проклятый Тилвин постарался, чтобы откровенные разговоры были невозможны. Под предлогом, что не может находиться в разлуке от невесты даже недолго, он следовал за Эмер с настойчивостью тени, а рядом обязательно топтались пять или шесть гвардейцев. Невесте отвели отдельные покои — а попросту заперли в комнате с видом на Даремскую равнину. Здесь все осталось по-прежнему — болталось на балке соломенное чучело, в сундуках лежала выстиранная и надушенная лавандой мужская одежда, и деревянные мечи словно ждали свою прежнюю владелицу.
Больше всего она боялась поползновений со стороны Тилвина, и покрывалась испариной всякий раз, когда вспоминала тот вечер, когда он в исступленье рвал на ней платье. Но новый титул обязывал ко многому, и пока шел турнир, Тилвину было не до нее. Однако три дня праздников миновали быстрее, чем хотелось бы Эмер. Они промелькнули, как пара мгновений, и вот уже Дарем опустел. Оставалось лишь надеяться, что Годрику хватит ума покинуть город. Эмер надеялась на это, но в то же время рисовала себе в мыслях, как Годрик пробирается тайком в замок, или возвращается во главе королевского войска. Хотя, о каком войске могла быть речь, если гвардейцы королевы слушались Тилвина, как покорные псы?
В первый день по окончании турнира, когда Эмер под присмотром пятерых стражников была препровождена в трапезный зал, Тилвин встретил ее с необыкновенным радушием.
— Ты похожа на даремское утро, — сказал он. — Такая же свежая и прекрасная. Завтра будет готово подвенечное платье. Я выбрал ткань сам, ты уж прости, что сделал выбор без твоего участия, но шелк попался на загляденье красивый — нежный и прозрачный, словно небо в раннюю осень.
Эмер скосила глаза в его сторону. Ее сбивало с толку, что он ведет себя, как ни в чем не бывало. Будто над даремским собором не сидели на цепи леди Фледа и Острюд, и будто сама Эмер была в замке не пленницей, а дорогой гостьей.
— Уже и о платье позаботился? — она села за стол, избегая соприкоснуться с Тилвином хотя бы коленом. — Разе Её Величество уже разрешила жениться?
— Она не будет против, можешь поверить.
Теперь ты у нее в любимчиках, что ли? — спросила Эмер, но Тилвин не ответил.
Мастер Брюн как раз ставил на стол жареных перепелок. Ароматное мясо в хрустящей корочке радовало и зрение, и обоняние, но Тилвин нахмурился.
— Почему еду подаешь ты? — недовольно спросил он. — Это должны делать слуги.
Помощник главного повара заюлил, как лиса перед собаками:
— Но, милорд… Я хотел удостовериться, понравится ли госпоже графине и вам…
— Если понравится, я прикажу позвать тебя, — оборвал его Тилвин. — Подавать еду должен слуга. Возьми блюдо и унеси.
— Раз уже принес, давай поедим, — сказала Эмер. Она не была голодна, а от последних событий у нее и вовсе пропал аппетит, но стало жалко мастера Брюна, которого гоняли, как мальчишку.
— В этом замке всем распоряжаюсь я, — сказал Тилвин холодно, и глаза его опасно блеснули. — Был приказ слуге — подать блюдо. Если приказ не будет исполнен, последует приказ о наказании.
Мастер Брюн подхватил перепелок и убежал со всей скоростью, на которую были способны его короткие ноги.