— Чего вдруг она вздумала прятаться? — проворчала Эмер, но пошла, куда указали. Здесь не было ни светильников, ни факелов. В полутьме смутно виднелись ступени деревянной лестницы без перил, а старшей придворной не было в помине. — Ну и где леди Бертрис, маленькая зазнайка?
Достало бы расквасить Острюдке носик, и у Эмер руки чесались сделать это, но тут её подхватили под локти и уволокли в нишу под лестницей. Здесь было полно пыли, Эмер чихнула несколько раз и только теперь разглядела схвативших её парней. Один был совсем юный, со щеками, по-детски пухлыми и румяными, и с маленьким, как у девицы, ротиком, а второй — рябой после оспы.
— Что это вы в меня вцепились?! — возмутилась Эмер, пытаясь вырваться, но они держали крепко. — Это леди Бертрис вам приказала?
Острюд фыркнула, и Эмер всё поняла:
— Ах ты, мерзавка… Леди Бертрис ничего тебе не приказывала.
— Я же говорила, ты глупа. Обыкновенная провинциалка, — с торжеством объявила Острюд. — Стоило поманить пальцем, и ты послушно за мной побежала. Выходи, братик!
— Братик?.. — Эмер открыла рот, когда из темноты шагнул плечистый высокий мужчина. Он был ещё выше лорда Ранулфа, и она едва доставала макушкой ему до уха.
— Это ты осмелилась ударить мою сестру? — спросил рыцарь, и Эмер немедленно узнала его голос, а потом и его самого.
Золотая монета прижгла между ключиц, словно раскалённая головня. Это был тот самый рыцарь, прогнавший грабителей из Нижнего города. Эмер готова была застонать от насмешки небес и снова дёрнулась в руках рябого и пухлощекого. Они удержали её со смехом, хотя и не без труда. Больше всего она жалела, что предстала перед своим героем с синяком на лице.
Он не преминул его заметить:
— Синяк у королевской придворной, — и хмыкнул, рассматривая девушку, как нечто такое, что невозможно взять в руки, не запачкавшись.
— Ты обманом заманил меня, чтобы получше рассмотреть мой синяк? — осведомилась Эмер, глядя на рыцаря так высокомерно, словно была принцессой крови, а он — нищим вилланом, просящим милостыню. — Я с удовольствием поставлю тебе такой же, будешь любоваться перед сном, глядя на себя в зеркало. Ведь красавчик вроде тебя, наверняка, смотрится в зеркало? Еще и сетку, поди, надеваешь, чтобы прическу не помять.
На самом же деле, сердце её подпрыгнуло, потом оборвалось с высоты её неженского роста, а потом понеслось вскачь такими неровными прыжками, как будто пьяный козленок резвился на лужайке.
Вот, значит, какой он — племянник Её Величества, братец противной Острюд… Наконец-то она разглядела его, хорошо разглядела, и нашла ещё более красивым, чем в своих воспоминаниях. Всё в нём говорило об аристократичности, породе и благородстве — и тонкий, немного длинноватый нос, и резкие черты бледного лица в обрамлении чёрных волос — как камея, высеченная на светлом агате с темным основанием. И он ничуть не походил на Острюд, ни единой чёрточкой. Всё это она поняла и почувствовала за считанные секунды, прежде, чем рыцарь ей ответил.
— Нет, не твой синяк заставил искать встречи, — сказал он. — Ты одолжила кое-что моей сестре, а Фламбары долгов не забывают, — и кивнул Острюд: — Твоя очередь.
Она выступила вперед, и на её миловидном личике отразилось злое удовольствие.
— Это тебе за наглость! — веско сказала Острюд и отвесила Эмер пощечину с правой руки. — А это — за довесок к наглости! — она ударила её по другой щеке.
Удары были так себе, но Эмер на несколько секунд оглохла и ослепла от подобного унижения. Будь это в честной драке, она бы и бровью не повела, но получать унизительные плюхи вот так, будучи пойманной в силок…
Она смерила Острюд взглядом и сказала сквозь зубы:
— Я прощаю тебе первую пощечину, но не вторую. Видят небеса, отделаю тебя так, что братец не узнает и испугается.