И тонкий детский крик.
А потом - длинный коридор, в котором я отчаянно искала свет.
— Ася, - все-таки переиначивает Антон. - Она улыбается, когда ее так называешь.
Я не настолько глупая, чтобы не понимать, что он выдумывает все это, чтобы поддержать меня. Но это ведь так похоже на меня саму... Я сама вечно все додумываю, украшаю черное - розовым, чтобы не было печально и трагично, чтобы был хоть кусочек надежды.
А Антон все время меня высмеивает.
Называет мои выдумки «тараканьим маршем».
— У тебя, мужчина, - облизываю пересохшие и слипающиеся губы, - тараканий марш в голове.
— Пришлось взять твоих ребят на передержку, пока ты тут изображала спящую красавицу.
Прикрываю глаза, представляя, как выгляжу.
— Надеюсь, ты закрыл все зеркала черными тряпками?
— Зря надеешься.
— Дал же господь бессердечного мужа. - Очень с трудом, но все же театрально вздыхаю.
И вдруг осознаю, что мне снова тяжело дышать. Но на этот раз потому что Антон меня обнимает.
Так крепко, как никогда.
Как будто... хочет этим что-то сказать.
Мне же, наверное, нужно сказать, что еще немного - и он просто раздавит мне грудную клетку. Но я снова не очень в ладу с тараканами в голове, потому что если так мне суждено закончить свои дни - я готова.
Это лучше, чем истекать кровью на столе хирурга.
И по крайней мере теперь я точно знаю, что с нашей малышкой все в порядке. Насколько это может быть возможно в нашей... сложной ситуации.
— Очкарик, послушай меня минуту, хорошо?
У него немного странный голос. Как будто выпил газировки, и она зашла не в то горло, как любит говорить моя бабушка.