Ты мой закат, ты мой рассвет

22
18
20
22
24
26
28
30

Уже даже готовлю речь, чтобы сказать этим Монтекки и Капулетти, куда они пойдут, если хотя бы подумают устроить скандал, но раздумываю, когда замечаю заплаканные красные глаза Светланы Алексеевны и не на шутку испуганный взгляд моей матери. Она никогда не плачет. Сколько себя помню - не видел ее в слезах. Однажды, когда влетел по-крупному и валялся на вытяжке под угрозой на всю жизнь остаться инвалидом, а мать все это время сидела рядом и смотрела телевизор, даже спросил ее, почему она такая. Тогда она даже ничего особо и не ответила, только пожала плечами, мол, пришлось стать жестокосердной, чтобы не терять хладнокровие в операционной.

Но даже тогда моя уравновешенная и непробиваемая мать не выглядела такой испуганной.

Значит, как бы там ни было, ей не плевать на нашего с Йени ребенка.

Или, может быть, мне просто очень хочется в это верить. Потому что моя маленькая Ася заслуживает того, чтобы ее баловали обе бабушки и оба дедушки. Хоть моего отца вряд ли можно назвать большим любителем возиться с детьми.

— К Йени не пускают, - останавливаю всех сразу. - Я уже пытался.

— Вова что-то обязательно придумает, - говорит ее мать, но тесть берет ее за руку и выразительно сжимает пальцы, привлекая внимание. Минуту она молчит, а потом, сдаваясь, опускает плечи и всхлипывает. Совсем как мой Очкарик вытирает слезы краем рукава.

— Я поговорю с врачом. - все же говорит отец моего Очкарика. - Возможно... Я не знаю...

Уверен, в этом нет необходимости, потому что у моих девчонок и так есть все самое лучшее и необходимое, но не собираюсь мешать тестю делать то, что он привык. Ему так легче.

Когда он уходит, обе матери смотрят на меня с немым вопросом. Понятия не имею, что им сказать.

И не знаю, смогу ли, потому что, когда перед глазами снова появляется образ моей маленькой принцессы в трубках и иголках, вместо всех тех нарядов, которые приготовила Йени, в глотке снова ком. И как бы ни старался - ничего не получается. Всегда умел держать себя в руках, всегда умел отключать эмоции и опираться только на факты, но теперь у меня словно отключили эту функцию.

— Мы назвали ее Ассоль, - говорю с заметным першением в горле. - Йени предложила... когда вез ее в больницу... Мне понравилось.

— Ассоль? - повторяет моя угрюмая мать. И неожиданно улыбается. - Ася?

— Ася, - снова всхлипывает теща. - Я знала, что моя маленькая выдумщица обязательно придумает что-то эдакое.

— До самых родов я думала, что у меня будет девочка, - говорит моя мать. Смотрит на меня и часто-часто моргает, как будто... - В общем, если бы у меня не родился очень крикливый и капризный Антон, то была бы маленькая и милая дочка Асенька.

Это так похоже на то, что она вот-вот расплачется, что мать тут же придумывает отговорку, чтобы сбежать. За кофе в автомат, который видела у входа. Спрашивает, кому принести, и ворчит, что от количества желающих у нее просто отвалятся руки.

Мать Очкарика смотрит на меня с улыбкой и слезами одновременно.

Вот уж у кого нет проблем с выражением чувств.

Прикрывает рот ладонью, чтобы я не видел, насколько широко она улыбнулась.

— Господи боже, я теперь не знаю, как и жить. Буду ведь смотреть на тебя и представлять Асеньку.

Мой отец хмыкает.