Придется нам с Очкариком громко мириться пару суток. Как в том фильме, где парочка застряла в горах. Не помню, с кем я тогда встречался, но было смешно, когда меня потащили на сопливое кинцо с целью выжать слезу, а кинцо в итоге превратилось в хардкорное месиво.
Открываю дверь нарочно громко. Звеню ключами.
Но в ответ ни единого звука.
Бросаю куртку прямо на пол, стаскиваю ботинки и тоже оставляю их валяться где-то на половине пути в гостиную. Обычно не такой евин, но сегодня правда заебался и тупо хочется вообще на все забить.
Заглядываю в комнату.
Очкарик лежит на диване, с маленькой подушкой под щекой и под тонким пледом. Тусклый свет ночника прохладной полутенью лежит на ее щеке. На полу рядом -раскрытый ноутбук.
Делаю шаг.
Она всхлипывает во сне: тихо и сорвано.
Подтягивает покрывало на угловатое плечо, собирается, словно очень замерзла.
Ну конечно, блядь, она же лежит голая.
Стараясь не греметь, поднимаюсь наверх, беру одеяло и снова на первый этаж.
Останавливаюсь рядом, пяткой захлопываю крышку ноутбука и задвигаю его под диван.
Укрываю Очкарика одеялом.
Подтягиваю повыше на плечи, когда она снова всхлипывает во сне. Совсем как маленькая.
Сейчас только замечаю, как сильно она похудела за этот месяц. И раньше была кожа и кости, а сейчас щеки впали и под глазами темные круги.
А в ямке в уголке глаза - влага.
Моя замороченная писательница плакала одна в пустом доме, пока я бегал, кажется, от самого себя.
Что-то натягивается внутри меня. Давит на ребра изнутри, как монстр из «Чужого». Тянется сильнее и сильнее. Дотягивает до пика. И тихо рвется.
Сползаю на пол, опираюсь спиной на край дивана.
Как же тихо вдруг. Слышно, как медленно и с перебоями бьется сердце.