– Я же не ради парней это делаю, – возразила Нина. – А ради книг.
– Но если тебе подвернется хороший парень, тебя же это не разочарует?
– Я уже говорила тебе, все они только и знают, что торчать в барах. И хватит тут насвистывать «Over the Sea to Skye».
Глава 10
Шел дождь. Проживая в Бирмингеме, Нина думала, что кое-что знает о дождях. Но оказалось, что она была не права. Совсем не права. В Бирмингеме, когда начинался дождь, вы просто забегали в какое-нибудь кафе, или сидели дома, в тепле центрального отопления, или отправлялись в «Булл ринг» – в этом торговом центре можно бродить без конца.
Но здесь, на Северо-Шотландском нагорье, дождь лил, лил и лил, пока не начинало казаться, что тучи опустились вниз, облепив вам лицо, они накатывали и неустанно хлестали струями воды…
Нина, наверное, ничего не имела бы против, но ведь ей надо было вернуться к фургону, он уже пять дней стоял на том же месте. Нина уложила все, что смогла, в самую большую из своих сумок, навалила книг на заднее сиденье «мини-метро» – так, что уже почти не видела заднего стекла, хотя это оказалось лишь каплей из моря, затопившего дом, но Суриндер пребывала пока что в благодушном настроении и, обняв и расцеловав Нину, вручила ей контейнер с едой на дорогу и пообещала навестить, как только Нина все устроит, то есть продаст фургон и найдет местечко для жилья.
Но прежде всего Нине нужно было забрать фургон. Добравшись до места, она зашла в бар и довольно глупо спросила Аласдера, есть ли здесь такси. Тот смущенно посмотрел на нее и поинтересовался, не хочет ли она, чтобы Хьюго подвез ее на тракторе, но Нина ответила, что не стоит беспокоиться. Тогда Аласдер любезно предложил дать ей напрокат старый велосипед, что стоял за домом.
На самом деле велосипед был не старым, а древним – некая здоровенная металлическая конструкция с солидной рамой, тремя скоростями и истрепанной коричневой корзинкой спереди. Единственным его достоинством оказалось то, что ехать на нем было невероятно трудно, и Нина очень быстро перестала ощущать холод, нажимая на педали и направляясь под дождем туда, где остался фургон.
Когда Нина, задыхаясь, добралась почти до вершины холма, она увидела небольшой пробел между тучами, мчавшимися по небу. И вдруг, всего лишь на одно мгновение, широкий луч солнечного света вырвался оттуда, и Нина, как подсолнух, подняла голову ему навстречу. Уже на вершине она остановилась и посмотрела на тучи. Дома, в Бирмингеме, она никогда их не видела, потому что стекло, металл и бетон скрывали небо, к тому же на ходу вы обычно смо́трите на тротуар или на телефон. «Во что превратятся мои волосы?» – мимоходом подумала Нина, но ей было все равно. Смахнув с глаз капли и встряхнув головой, она внезапно получила вознаграждение – как по ее приказу, дождь прекратился, и на землю хлынул золотой свет, заставив сверкать каждую каплю, каждый мокрый листок. Рапсовое поле, протянувшееся до маленькой бухты, засветилось, а между тучами вспыхнула гигантская радуга. Но тучи продолжали бежать своей дорогой, бросая тени на поле внизу.
Нина глубоко вдохнула невероятно свежий воздух и посмотрела направо, где параллельно дороге бежал красный поезд. Она понимала, что там нет Марека – поезд был пассажирским, – но все равно вскочила на велосипед и помчалась вниз по другой стороне холма, следом за поездом, наблюдая за тем, как тот набирает скорость, торопясь в Перт, Данди… а может быть, в Эдинбург, Глазго и дальше… Британия на этот раз не показалась Нине маленькой тесной страной, как она всегда думала, страной беспорядочной, набитой людьми, где Лондон постоянно тянул свои лапы к миру вокруг него, пытаясь захватить его целиком, местом, закованным в бетон, который расползся вокруг в мрачном урбанистическом величии. На каждой улочке размещались кофейни, а люди запирались в дорогих маленьких квартирах и сидели за компьютерами, наблюдая жизнь только на экранах, в то время как рядом вырастал еще десяток небоскребов, закрывая собой свет, облака, воздух, и никого, похоже, это не волновало, все полагали, что это и есть прогресс.
Нина чувствовала, как ее ноги жмут на педали и она набирает скорость, глядя на мчащийся впереди поезд, осознавая, что хотя у нее нет работы, нет пособия, нет приятеля, вообще нет ничего, кроме старого дребезжащего фургона, она почему-то чувствует себя свободной, как никогда в жизни.
Фургон оказался не там, где она ожидала его увидеть, он был гораздо дальше, к тому времени, когда Нина до него добралась, она уже умирала от голода, но все же увидела наконец впереди тот переезд. Фургон стоял на придорожной площадке рядом с переездом, и выглядел он по-прежнему, если не считать полицейской наклейки. Будь это в Бирмингеме, Нина ни за что не стала бы отдирать ее в надежде, что это позволит ей встать, где угодно. Да, это был ее громадный фургон, и в солнечном свете он выглядел не таким уж устрашающим, каким показался ей в прошлый раз, посреди ночи.
Спрыгивая с велосипеда, Нина увидела, что на переезде замигали красные огни, а полосатые шлагбаумы начали опускаться. Нина мгновенно напряглась. Как это ужасно, что она чуть не погибла здесь, так глупо попалась в ловушку… Чувство панической беспомощности в тот момент, когда она пыталась открыть дверцу фургона, снова нахлынуло на нее, но Нина заставила себя смотреть на поезд, который прогрохотал мимо, – маленький, местный, но все равно показавшийся ей огромным и шумным. Нина вздрогнула, когда на солнце вновь набежали облака, и прислонилась к ближайшему дереву. Все в порядке. Все прекрасно. Просто нужно напоминать себе об этом и не давать воли воображению. То был странный несчастный случай, но поезд ведь остановился, такого никогда больше не повторится.
Нина гадала, нет ли здесь где-нибудь другой дороги, без железнодорожного переезда. Должна же быть. И ей следует впредь выбирать именно такую – на всякий случай. Потом она сказала себе: нет, не должна. Лучше справиться с этим и покончить со страхами раз и навсегда.
Шлагбаумы все еще не поднимались. Нина осторожно оглядела рельсы. Ну конечно, подходил другой поезд, товарный, – он шел куда медленнее пассажирского. Нина предположила, что поезд мог замедлить ход из-за того, что здесь недавно случилось.
И вдруг, поддавшись порыву, она подошла ближе к шлагбауму. Она так и не послала эсэмэску Мареку – не сумела разобрать невероятные иероглифы, которыми был написан адрес, – но тем не менее думала о нем. Он был так добр и подвез ее, хотя на самом деле имел право отчаянно злиться. Марек был намного старше Нины, и наверняка у него есть жена и семья, если не здесь, то в Латвии. Но даже при всем этом Нина, читая роман с темноглазым романтическим героем, позволяла себе умчаться мыслями – ненадолго, совсем ненадолго – к темным, добрым, грустным глазам Марека.
Нина приподнялась на цыпочки у шлагбаума, чтобы заглянуть в кабину локомотива. Поезд и в самом деле замедлял ход. Наверное, машинисты получили новые инструкции. Вытягивая шею, Нина рассмотрела лысоватую голову и крепкую фигуру в светло-синей форменной куртке. Нина с удивлением поняла, что в кабине сидит Джим, видимо, ему досталась дневная смена. Вскинув руку, Нина энергично замахала ему.
Поезд еще сильнее сбросил ход, и Джим высунулся из окна кабины. Нина с облегчением увидела, что он улыбается. Сквозь шум локомотива она не поняла толком, что он ей кричит, но похоже было, он сообщает: «Нам теперь приходится притормаживать из-за вас!»
Но Джим все равно улыбался, и когда многочисленные платформы поезда покатили мимо Нины, локомотив трижды резко свистнул.