За ночь они договорились. Они ведь были не чужие друг другу и очень часто обсуждали все это и прежде. Без венчания не обойтись, надо устроить его до дня святого Олафа и до сенокоса, им нечего скрывать – теперь уже Барбру торопила венчание еще усерднее Акселя. Акселя не оскорбляла настойчивость Барбру, не возбуждавшая в нем никаких подозрений, наоборот, ее поспешность льстила ему и подогревала его. Ну да, он был весь от земли, твердый как кремень, не очень разборчивый и уж совсем не щепетильный, ему приходилось мириться и с тем, и с другим, и с третьим, он хорошо соображал свою выгоду. К тому же Барбру показалась ему такой свежей и красивой, чуть ли даже не красивее и милее прежнего. Она была словно яблоко, и он запустил в него зубы. Да и в церкви их уже огласили.
Мертвого ребенка и судебный процесс они оба обошли молчанием.
Зато они поговорили об Олине: как им от нее избавиться?
– Нужно ее выпроводить! – сказала Барбру. – Нам ее благодарить не за что. От нее только одни сплетни и злость.
Но выпроводить Олину оказалось не так-то просто.
В первое же утро, увидев Барбру, старуха Олина, должно быть, почуяла свою участь. Она сразу обозлилась, но затаила злость и, лишь кивнув, придвинула Барбру стул. Все то время, что Барбру не было, жизнь в Лунном шла своим чередом, Аксель таскал воду и дрова, делал за Олину всю самую тяжелую работу, а Олина справлялась со всем остальным. С течением времени она решила про себя, что останется на хуторе до конца своих дней, но вот появилась Барбру и разом разрушила ее планы.
– Будь в доме хоть одно кофейное зернышко, я бы сварила тебе кофе, – говорит она Барбру. – Ты идешь куда-нибудь дальше?
– Нет, – отвечает Барбру.
– Вон что, так ты не за перевал?
– Нет.
– Ну да, это меня, конечно, не касается, – говорит Олина. – Опять, значит, в село?
– Нет, и не в село. Я останусь здесь, как раньше.
– Вон что. Будешь тут жить?
– Да, наверно.
Олина молчит с минуту, мозги в ее старой голове работают вовсю; о-о, она тонкий политик.
– Да, – говорит она, – в таком случае я, значит, освобожусь. Вот радость-то!
– Ну, – шутливо говорит Барбру, – разве Аксель так плохо к тебе относился?
– Плохо? Он-то? Не смейся над несчастной старухой, которая только и ждет отпущения грехов! Аксель был мне все равно что отец родной и посланец Божий во всякий день и час, иного я не могу сказать. Но ведь у меня здесь нет родных, живу одинокая и покинутая на чужой стороне, а все мои близкие за перевалом…
Но Олина осталась. Они не могли расстаться с ней, пока не повенчаются, и Олина хорошо на этом сыграла, заставила себя упрашивать, но под конец согласилась задержаться: дескать, ладно, она окажет им эту услугу, присмотрит за скотиной и за домом, пока они будут венчаться. Венчание заняло два дня. Но когда новобрачные вернулись домой, Олина все-таки не ушла. Она тянула время, то была нездорова, то дождь собирался. Она всячески подлизывалась к Барбру: теперь все стало по-другому в Лунном, другая еда, а уж про кофе нечего и говорить! Да, Олина не пренебрегала никакими средствами, она советовалась с Барбру о вещах, которые сама знала лучше ее:
– Как думаешь, подоить мне коров, раз уж они стоят в хлеву, или сначала приняться за Борделину?