Запятнанная корона

22
18
20
22
24
26
28
30

– А ты что-нибудь будешь?

Мне хочется ответить «ничего», но в животе начинает урчать.

– Двойной бургер без булочки, с фасолью и рисом. – Я салютую Дине одним пальцем. – Скоро спущусь.

Поднимаюсь наверх, перепрыгивая через две ступеньки, но, когда вхожу в мамину комнату, она уже спит. Наверное, снотворное подействовало. На ее тумбочке стоит несколько пузырьков с разными лекарствами. Я поднимаю их и читаю названия: «Эмбиен», «Клоназепам», «Лозол», «Габапентин». Понятия не имею, для чего они. Ставлю бутылочки обратно на тумбочку и рассматриваю маму.

Она по-прежнему красива. Ни тревожность, ни депрессия никак не отразились на ее лице. Во сне у мамы умиротворенный вид. Если все эти лекарства помогают ей, что ж, я только «за».

Натягиваю одеяло на ее плечи и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку. Мама даже не шелохнется. Похоже, медикаменты ввели ее в бессознательное состояние.

Во мне поднимается волна негодования. Неужели мне так нужно было возвращаться домой? Зачем было выгонять моих братьев из дома только потому, что она приняла снотворное? О чем Дина думала, когда звонила мне? Она говорила так, будто мама потеряла контроль. А на самом деле она спит как младенец.

Я до сих пор мог быть с Сав. Мою руку все еще покалывает от прикосновения к теплой коже ее живота. Но нет, я здесь, смотрю, как спит мать. Думаю, мне стоит ценить такие моменты. Пусть она спит – так лучше, лучше для всех нас. Знаю, неправильно так думать, но это правда.

Отогнав эти мятежные мысли, я подтаскиваю к маминой кровати мягкий стульчик. Мне лучше быть здесь, когда она проснется, но лишь чтобы выяснить, действительно ли эти лекарства работают, помогает ли ей терапевт, которого порекомендовала Дина. Вернется ли наша семья к нормальной жизни?

Чем скорее маме станет лучше, тем скорее я смогу проводить больше времени с Саванной.

Я вытягиваю ноги, достаю телефон из кармана и открываю свой мессенджер.

Оставить вот так Сав было настоящим паскудством. Знаю, она ничего не понимает, но, блин, мне не хочется, чтобы это дерьмо коснулось и ее тоже. Она единственное прекрасное и чистое, что есть в моей жизни. Она – мое утешение, мой милый, прекрасный островок вдали от этих дебрей безумия, в которые превратился дом Ройалов, и я не хочу запачкать его.

«Прости, что мне пришлось уйти. Мама плохо себя чувствовала».

«Ничего страшного. Надеюсь, ей уже лучше?»

«Да. Сейчас она спит».

«Хорошо. Люблю тебя».

«И я тебя».

Мои пальцы на секунду замирают над экраном, и я пролистываю сообщения вверх, чтобы снова посмотреть на фотографию Сав. Черт, эта девчонка сводит меня с ума. Она слегка улыбается, обтягивающая черная майка задрана вверх, обнажая живот, и еще эти черные трусики-бикини. Стоило мне увидеть эту фотку, как у меня тут же встал, и мне пришлось выйти из комнаты, чтобы не опозориться перед братьями.

Провожу пальцем по экрану и впервые за все время понимаю, что вижу обе ее руки. Снова смотрю на селфи с подозрением: ведь если делаешь селфи, значит, одной рукой держишь телефон.

«Это Шиа сделала фотографию?» – печатаю я.