Дрожь становится сильнее. Я впиваюсь пальцами в руль, лишь бы не сделать никакой глупости.
– Никто не должен быть один.
Повисает еще одна неловкая пауза. Он сует руки глубже в карманы и ковыряет асфальт носком ботинка. Я стискиваю искусственную кожу руля так сильно, что на ладонях, наверное, останутся следы от швов.
– Как дела дома? – наконец спрашивает он.
– Нормально, – вру я. Не могу же я рассказать, что родители сходят с ума после этой истории в школе, что они снова сняли мою дверь и что я позорно сбежала после одной из худших ссор, какие у нас случались. Он будет чувствовать себя виноватым и никогда больше не заговорит со мной. А к такому я не готова.
– А у тебя?
– Были дни и получше, – признается он. – Мэр не слишком доволен. Из-за этого инцидента у меня в личном деле появится отметка, и, если их накопится три, меня исключат из школы.
– Что? Это нелепо! – Я снова злюсь. – Ты невиновен!
– Они не знают этого наверняка. У полиции недостаточно оснований для моего ареста, но в школе работают другие правила. – Он пожимает плечами, все еще держа руки в карманах.
– Чушь собачья!
– Не думай об этом, – советует он. – Я буду стараться избегать неприятностей, и в конце концов это все станет неважным.
– А как насчет Троя и Джеффа?
Он снова пожимает плечами.
– Буду держаться от них подальше.
– Ты держался от них подальше с начала занятий. Это они постоянно встают у тебя на пути.
– Может быть, и так, но лучший способ избавиться от задир – игнорировать их. Знаю это из
Рейчел верила в справедливость. Пока арбитр судил игру честно, она принимала любой счет, даже если он был не в ее пользу.
– Он никому не подсуживал, – однажды сказала она после игры. – Большего и желать не стоит.
Я думаю, она сказала бы, что Чейза уже наказали и что мы должны оставить это позади. Но мне интересно, сможем ли мы, все мы.
Я спрашиваю его: