Он признал себя и всех остальных Елагиных виновными в ее похищении, но в ушах звенело и отдавало эхом сказанное с такой неподдельной болью, от которой у нее шел мороз по коже: «Я люблю свою жену. До сих пор люблю…» И она его любила, и что со всем этим делать, не понимала.
…Никита и Даниэль ввалились в дом все в снегу, как два сугроба, Никита заставил Даньку снять куртку, комбинезон, шапку и вернулся встряхнуть их на крыльцо. Данька сунулся было за ним, но Елагин прикрикнул, чтобы он шел в дом, сын послушался, а сам все топтался у двери нетерпеливо, и лишь стоило тому вернуться, прилип как клещ.
Саломия с горечью осознавала, что оторвать мальчика от Никиты будет с каждым днем все труднее, ей нужно решиться сейчас, но мужчины, большой и маленький, слишком похоже заходились смехом, запрокидывая голову, и она чувствовала, как внутри совесть устроила целый сеанс иглоукалывания.
Ее мальчик казался таким счастливым рядом с родным отцом, он ведь и вправду был очень одинок — слишком маленький и щуплый по сравнению со своими сверстниками, еще и заучка. А Саломия, как ни старалась, заменить весь мир ему не могла. И теперь, представляя, с какой тоской посмотрят на нее серо-голубые елагинские глаза, как он опустит худенькие плечики и уныло побредет в свою комнату, если она запретит Никите к ним приходить, ее сердце стискивалось от жалости.
Саломия снова поспешила укрыться в кухне, но не прошло и десяти минут, как за спиной явственно ощутилось присутствие Никиты. Он молча отобрал у нее нож и принялся чистить картошку, буквально за ним по пятам заявился Данил, и больше никакие актуальные темы сегодня не поднимались.
Очарование праздника брало свое, Саломия постепенно расслабилась, в глубине души чувствуя благодарность к Никите, ведь если бы не он, ее вечер прошел бы в окружении чужих ей людей, за исключением Вадима… Кстати, надо не забыть уточнить по поводу исков, которые в пьяном беспамятстве подавал на нее Елагин. Тут же воображение нарисовало голого Никиту с гитарой и почему-то в бабочке, поющего у нее под окном, Саломия сдерживалась, сдерживалась, а потом не выдержала и расхохоталась.
— И почему меня не покидает уверенность, что ты смеешься надо мной? — подозрительно скосил глаза Никита.
— Потому что так и есть, — ответила она и шепнула, — я представила тебя за окном с гитарой. Ничего что в бабочке?
— Я так понимаю, это единственное, что ты оставила мне из одежды, — буркнул Никита, и тогда она совсем разошлась. Данька присоединился просто за компанию, Никита принялся брызгать на них водой, так они дурачились, пока не вспомнили, что через три часа Новый год.
Стол накрыли в гостиной у елки. Данил изнывал и маялся от желания посмотреть на подарок, но Елагин его убеждал, что для мужчины сила воли первое дело, а откуда ей взяться, если ее не тренировать с младенчества? И снова Саломия почувствовала укол совести.
Пить решили традиционное шампанское и лимонад.
— Мама делает вкусный, апельсиновый и смородиновый, — похвастался Данил, а Никита посмотрел с таким удивлением, будто у нее вместо рук была пара щупалец, а он только сейчас заметил. Выбрали апельсиновый.
— Слушай, сними ты свой намордник, — сказал Никита, открывая бутылку с шампанским, — Данька тебя видел, а мне уж точно все равно, какая ты.
— Мама красивая! — заявил сын.
Саломия одернула его, а Никита тактично сделал вид, что не заметил, как явно Данил продвигает свою маму перед потенциальной аудиторией в его лице.
— Тебе ведь так есть не удобно, — не отставал Елагин.
— Я не ем так поздно, — ответила она, — я завтра позавтракаю у себя в комнате.
Но повязку ослабила, оставив завязанными только верхние завязки. Она и шампнское не собирается пить, сделает пару глотков.
— Загадываем желания? — подмигнул Никита Даньке. И не надо было обладать телепатическими способностями, чтобы вычислить, какое желание загадал их сын.
И Саломия загадала. Сама от себя ошалела. По непроницаемому лицу Елагина было сложно разгадать его желания, в любом случае, вряд ли она о них узнает. Внезапно стало до жути интересно, но Никита уже поднимался из-за стола вслед за копошащимся под елкой Данькой.