Я не Монте-Кристо

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мама, смотри, смотри, как высоко меня Никита поднимает! — кричал Данька, снова взлетая вверх, они и не заметили, как за окнами стало смеркаться.

— Мне машину надо откопать, Данил! — спохватился Никита, мальчик тут же вцепился в руку.

— Я с тобой!

— Там сверху намело приличный сугроб, — сказал за спиной хриплый голос, — вряд ли вы сейчас откопаете ваш Хаммер, господин Елагин. За мной пришлют машину, мы вас подвезем в город.

— Мам! — Данька отлип от Никиты, подбежал к матери и обхватил ее руками. — Мамочка! Я не хочу в ресторан, мне там будет скучно. Можно я с Никитой останусь Новый год встречать? И ты тоже оставайся с нами!

— Сынок, — заговорила Фон-Россель, и ее тон мгновенно стал ласковым и нежным, с Никитой она говорила так, будто они находились в здании суда, и она зачитывала ему приговор, сухо и отрывисто, — Никита наверняка встречает Новый год с близкими людьми, ты и так его задержал. Мы не можем остаться, ты же знаешь, нас ждут.

— Он меня ничуть не задержал, — ответил Никита в тон ей, полуофициально, — а действительно, зачем такому маленькому мальчику ресторан?

— Он с рождения везде со мной, — Фон-Россель очень старалась, чтобы прозвучало нейтрально, но Никите показалось, что она оправдывается перед ним, и он охренел, — я привыкла.

— Тебя ждут в городе, да? — Данил подошел к Елагину и дернул его за руку.

— Нет, — мотнул головой Никита, сжимая маленькую ладошку, — я не встречаю Новый год уже восемь лет. Не с кем. Просто ложусь спать.

Ему показалось, или Сальма вздрогнула?

— Ма-а-аам! — затянул плаксиво Данил и умоляюще взглянул на мать, не выпуская руки Никиты. — Пожалуйста!

Они оба выжидательно уставились на нее, и тут, к огромному изумлению Никиты, черные глаза сверкнули под длинными ресницами, и Сальма кивнула:

— Хорошо. Оставайтесь, господин Елагин, — она повернулась, чтобы выйти, и у него непроизвольно вырвалось:

— Слушай, ты тоже оставайся, лучше побудь с ребенком, ну зачем тебе тот ресторан?

Фон-Россель развернулась обратно и вытаращила на Елагина свои чернющие глаза, он очень постарался не выглядеть сконфуженно.

— Вы приглашаете меня остаться в собственном доме? А не обнаглели ли вы, господин…

— И перестань называть меня господином, можно Никитой или, если тебе так принципиально, просто Елагиным, — быстро проговорил Никита, решившись идти до конца. Если она и выставит его, так хоть он выскажется от души, — а то у меня такое чувство каждый раз, будто я в гареме. Или в борделе, — добавил беззвучно, одними губами и снова испытал состояние, близкое к шоку, когда понял, что она смеется под своей маской.

— Когда раздавали наглость и нахальство, вы стали в очередь дважды, Никита Елагин, — заключила Фон-Россель, — зато с вежливостью и тактом вы решили даже не заморачиваться.

Никита только развел руками, причем в одной из них по-прежнему была ладошка Данилы.