Я не Монте-Кристо

22
18
20
22
24
26
28
30

Впереди замаячила патрульная машина, Никита, опомнившись, начал сбрасывать скорость, но ему уже дали знак остановиться, и он прижался к обочине.

— Сержант Петренко, — скорее по привычке козырнул подошедший патрульный, — нарушаем?

Никита нетерпеливо кивнул, он заранее со всем был согласен, лишь бы побыстрее.

— Скорее, сержант, я опаздываю.

— За смертью своей летишь, как угорелый? — насмешливо спросил сержант, но Никите было не до шуток.

— За сыном. И женой. Восемь лет не видел, — мотнул головой Елагин и достал бумажник. — Мужики, будьте людьми, я их тогда похоронил, а сейчас мне успеть надо. Некогда мне бумажки оформлять, возьмите, сами штраф заплатите, а я поеду.

Он выгреб все деньги, что были. Сержант переглянулся с подошедшим напарником.

— Там пробки по городу, — с сомнением качнул головой напарник, Петренко вздохнул и решительно скомандовал:

— Тогда по машинам. Раз такое дело, поехали, а штраф мы на электронку пришлем, да, Юрий Николаевич, проведем Никиту Александровича?

— Та шо ж мы, звери какие? — пожал плечами Юрий Николаевич. — Поехали.

«Двадцать семь, двадцать восемь…»

При въезде в город на полицейской машине включилась сирена, и так они и гнали по городу — впереди дорожная полиция с воющей сиреной, за ними — Елагин на Хаммере. У аэропорта уже ждал Димка.

— Все нормально, они здесь. Официальная причина задержки — неблагоприятные погодные условия. Они в самолете. Доступ на поле оплачен, так что езжай.

— Спасибо, Димыч, — Никита газонул, снежный шлейф взметнулся из-под колес и заискрился в лучах солнца, сияющего на по-весеннему синем небе.

Ему пришлось оставить Хаммер у кромки поля, Никита сразу увидел Airbus Фон-Росселей — он по-прежнему не мог увязать эту фамилию со своей Саломией, потому что она Елагина, была и будет. Сначала шел, а потом перешел на бег. Ему даже не было интересно, сколько заплатил Димыч за то, чтобы не убирали трап. Или это заслуга Беккера?

Он оттеснил бортпроводницу, вломился в салон и застыл, увидев хрупкую фигурку. Без повязки, с распущенными волосами, она вскинула голову, а затем испуганно попятилась. Тонкие кисти взметнулись, прикрывая лицо, а Никита упирался руками в дверной проем и смотрел в серые, живые глаза своей Саломии. Кровь запульсировала в висках, а потом взорвалась внутри, разнося в пепел пустые, бесполезные и бессмысленные восемь лет.

«Тридцать».

Никита сделал шаг, потом второй, а потом завис над ней, наклонившись как можно ниже, и ему казалось, что все это происходит в какой-то другой, параллельной реальности. Буквально в нескольких сантиметрах его Саломия замерла в ожидании, в ее распахнутых глазах плескался неприкрытый страх. Такая пахнущая, такая родная… И напуганная.

Никита шумно вдохнул несколько раз, втягивая ноздрями одуряющий тонкий запах, накрыл ее ладони, а потом осторожно отнял руки от лица и опустил вниз. Рубцы были точно такими, как на рисунке, он даже знал, какие они наощупь. Саломия отшатнулась, закрыла глаза, а у него все обвалилось внутри от одного вида ее вздрагивающих игольчатых ресниц.

— Убегаешь? — его голос был слишком чужим и сиплым. — Я предатель, да?