— Димыч, я просил..
— Послушай, — перебил Семаргин, — она взрослая девочка, еще и с характером, у тебя не получится прятать ее от всех в этой квартире. И ей не надо прятаться.
— Она беременная, Димыч!
— Вот поэтому, — спокойно ответил друг, вставая, — поэтому с завтрашнего дня она из дома не выходит без охраны. Никуда.
— Она согласилась? — Никите стало чуть спокойнее, Семаргин расплылся в улыбке и хитро подмигнул.
— Так она ж умница, наша Фон-Россельша, она все поняла. Я знал, как ее убедить. А ты выяснил, что хотел?
У Никиты не было желания сейчас вести разговоры, он отдал Димке записи Беккера, Димка умный, разберется. А говорить или нет о том, кем Саломии приходится его бывшая бабка, он еще не решил.
— Ты уверен, что эту гниду не стоит еще потрепать? — спросил Семаргин. — Беккер в таком свете тебя перед Саломийкой выставлял, мама не горюй. Может, мы все же прокатимся с ребятами?
— Хватит с него, Димыч, он тогда спас их, обоих, мы опоздали. Пусть живет.
— Слушай, — уже у порога спросил Семаргин, — колись, вы ребенка когда сделать успели? Ты что, правда собирался ее на камеру заснять, как и грозился?
— Я жениться на ней собрался, — ответил Никита, привалившись к дверному косяку, — чтобы с Данькой иметь возможность видеться. И ребенка попросил родить в обмен на компанию. Она согласилась, и я пригласил ее в «Иллюзию». Там я напился — с ней, кстати, — дальше ты знаешь, как бывает. Так что у тебя были все шансы сменить руководство.
— … — пораженно выдохнул Димыч.
— Ты хотел сказать, мистика? — уточнил Елагин.
— Да какая уж там мистика, — махнул рукой друг, — … полный.
И ушел, прихватив своих парней. Никита с рекордной скоростью принял душ и, ступая как можно тише, вошел в спальню. Горел ночник, в углу тенью высилась гора чемоданов — прибыл багаж из аэропорта. Никита присел на край кровати и смотрел на свою семью, пытаясь унять колотящееся сердце и признаваясь себе, что это лучшее зрелище в мире.
Данька спал, как морская звезда, раскинув в стороны руки и ноги, одеяло сползло в сторону, Никита вернул одеяло на место, заботливо подоткнув по краям и несколько раз втянул воздух возле макушки ребенка, осторожно касаясь губами стриженого затылка.
Саломия улеглась поверх одеяла, подложив под щеку сложенные ладошки, и Никита в который раз за сегодняшний день поразился, что все это не сон, он не спит, а вполне наяву видит ее тонкие изщные запястья, шелковистый водопад волос, узенькие ступни и игольчатые изогнутые ресницы.
Осторожно лег и прижался со спины, одну руку просунул ей под голову, а вторую положил на живот, поглаживая его и рисуя пальцами узоры через ткань. Он чувствовал, как из души уходит что-то темное и вязкое, а взамен наполняется родным и уютным, и эти ощущения дарили чувство всепоглощающего счастья, грозившего затопить его по самую макушку.
Саломия заворочалась под руками Никиты, зашевелилась, а потом вдруг провернулась в его объятиях, и они очутились лицом к лицу. Никита не смог сдержать счастливой улыбки.
— Привет, родная! Я тебя разбудил?