— И Сонечка сказала, что без Богдана не пойдет в зоопарк, — поддакивает мужу Елена. — Отпустите к нам мальчика, Полечка. Дети уже обсудили, чем будут кормить верблюда, лам и козочек. Я пообещала нарезать им капусты, морковки и яблок.
— Мы с Бодькой тоже им морковку с яблоками носили, — отвечаю, чувствуя, что еще немного, и арсановский напор прорвет плотину моей нерешительности. — А еще кабачки…
— Для кабачков рано, — со знанием дела кивает Елена, — кабачками позже будем кормить.
— Вы нам не доверяете? — вдруг спрашивает Демид, и его внимательный взгляд исподлобья убивает меня наповал.
— Что вы, нет, не в этом дело! Просто… просто… сегодня возвращается Тимур, — я совсем теряюсь под уже двумя требовательными взглядами. Настоящий перекрестный огонь, а не взгляды…
А я понимаю, что сама для себя проговорила вслух то, чего я боюсь на самом деле — остаться наедине с Тимуром в его доме. Если детей увезут Арсановы, то мне придется самой его встречать, и это будет выглядеть так, будто он возвращается ко мне…
— Когда мы берем к себе Соню, с ней обязательно едет кто-нибудь из охранников Тимура, — Елена успокаивающе берет меня за локоть. — Ваш сын у нас будет в безопасности. Тимур вернется, и вы вместе к нам приедете, если он захочет увидеться с детьми. Но я считаю, что после сложных переговоров ему не мешает отдохнуть. Да и вам тоже. Когда вы в последний раз отдыхали, Полечка?
— Мы с Богданом отдыхали вместе до его травмы, — начинаю говорить, но Арсанова качает головой.
— Нет, это не то. Мой сын тоже был маленький, Поля, и я хорошо знаю, что такое, когда двадцать четыре часа в сутки сама себе не принадлежишь. Муж был вечно занят работой, и я до сих пор помню свое состояние, когда моя мама забрала Тимура, а нас силой вытолкала на отдых. Это было настоящее райское блаженство, когда я поняла, что я снова стала собой, хотя бы на неделю.
— Правда? — смотрю на нее, даже рот приоткрыв от удивления.
— А что тебя удивляет?
— Просто… — опускаю глаза, — я не думала, что вы тоже…
— Да у всех так, у кого маленькие дети, Поля! Мечтаешь о свободной минутке, но когда получается отдохнуть от малыша, чувствуешь себя кукушкой и мачехой, — смеется Елена. — Ты думала, ты одна такая? Нет, но надо уметь отдыхать и не мучиться угрызениями совести. Материнство не приговор и не рабство. Кстати, детям тоже нужно отдыхать от родителей. Для чего, по-твоему, еще нужны бабушки с дедушками?
Я бы согласилась с Арсановой, только я все никак не могу избавиться от чувства вины перед сыном. На миг представляю, что бы подумали обо мне эти прекрасные люди, если бы узнали, как появился на свет Богдан. А когда представляю лицо Тимура, мне становится физически плохо.
— Полечка, что с тобой? — встревоженно спрашивает Арсанова, пока я беспомощно глотаю воздух.
— Ничего, — тороплюсь ее успокоить, — все хорошо. Вы правы, Елена Алексеевна, я не против того, чтобы Богдан ехал с вами. Если он этого хочет.
— Я еду в аэропорт, Полинка, — голос Тимура вовсе не похож на голос измученного переговорами человека. Он звучит достаточно бодро и жизнеутверждающе. Я бы даже сказала подозрительно бодро.
Арсановы уже уехали, забрав Соню с Бодькой, а я пью кофе на террасе и болтаю с Арсановым.
— Приезжали твои родители, Тимур. Твой отец пообещал детям отвести их в зоопарк, а мама устроить мастер-класс по лепке пельменей. Они попросили отпустить с ними Богдана, и я согласилась.
— Я знаю, Полинка, — спокойно отвечает Тимур.