– Чтобы расколдовать замок, требуется
Серильда отвела взгляд, вновь охваченная чувством вины. Она до сих пор не могла понять, как вышло, что Пуш-Грола оказалась единорогом и Эрлкинг об этом знал. Но разгадывать эту загадку теперь не было смысла. Все уже случилось, и этого нельзя было изменить.
Дорога сузилась, о борта фургонов заскребли ветки. Казалось, что лес не хочет, чтоб они ехали дальше. Он бросал им поперек дороги толстые бревна. Крепкие корни подставляли подножки лошадям. Шипы и колючки со всех сторон набрасывались на путников, хватая за одежду. Стволы деревьев вставали все ближе друг к другу, словно армия солдат, сомкнувших свои ряды.
Серильду беспокоило, что Ясеневый лес становится все более дремучим. Уже было не разглядеть ни неба, ни гор, – ничего за его пределами.
Стоило королю сделать повелительный жест, как слуги-призраки поспешно бросились вперед, чтобы расчистить путь лопатами и косами.
Чаща кончилась внезапно, выпуская кареты и всадников на свободу. Глазам Серильды открылось аметистовое небо – и зрелище, от которого у нее перехватило дыхание.
Впереди стояли два дерева, ясень и ольха, стволы которых обвивали друг друга, словно застывшие в вечном объятии. Они были громадными – слишком большими, чтобы быть настоящими, – и такими высокими, что их вершины исчезали в облаках. Их кроны раскинулись во все стороны, как исполинский полог. Внизу узловатые корни образовали целый лабиринт, такой обширный, что в нем, наверное, мог бы поместиться весь Адальхейд целиком.
Ясень чувствовал себя прекрасно; его нежные листья, похожие на капли слез, были по-летнему зелены.
А вот ольха, кажется, умирала. С ее поникших серых ветвей опали почти все листья, укрывшие землю между корней сухим коричневым ковром. Все это выглядело так, будто ясень медленно вытягивает из ольхи жизнь.
Это
Но – это был не замок. Где же?..
Но тут Серильду охватил трепет – она поняла. Эти необъятные перепутанные корни… Замок прямо под ними, они оплели его, скрывая от глаз и никого не пуская внутрь. Такое уж заклинание наложила на это место Лесная Бабушка. Ее животворящий ясень борется за господство с древом Ольхового Короля, не давая темным вернуться.
Эрлкинг подстегнул лошадь и поехал вперед каравана, выбирающегося из чащи на поляну. По сравнению с лесом, полным птичьего пения и свистящего ветра, в этом зловещем месте царило устрашающее безмолвие.
Серильда оглянулась и долго всматривалась в толпу, пока не нашла глазами детей. Она попыталась успокоить их ободряющей улыбкой, но они даже ее не заметили, поглощенные открывшимся перед ними зрелищем.
Спешившись, Эрлкинг подошел к гигантскому корню, больше его роста в обхвате, извивающемуся по земле, как сказочный змей. Король вынул из ножен рог единорога, мерцающий в неярком утреннем свете.
Серильда закусила губу. Ее конь заржал, и она ласково похлопала его по шее, но тут же почувствовала себя довольно глупо – ведь эта лошадь наверняка больше состояла из магии, чем из плоти и крови. И все же от ее прикосновения конь немного успокоился.
Король поднял сверкающий рог над головой, и Серильде показалось, что ясень задрожал от страха.
Эрлкинг вонзил рог в корень.
Ветви ясеня пронзительно заскрипели. Единорог где-то там, в глубине каравана, издал ужасный вопль.
Серильда зажала уши руками. По всей поляне корни ясеня начали чернеть и съеживаться. Они умирали прямо на глазах, и те, что находились у границы Ясеневого леса, уже превратились в ничто. Тление быстро двигалось по корням к основанию дерева. Корни и древесина становились трухой.