Проклятие

Серильде было наплевать, что они о ней думают. Но она до смерти устала постоянно чувствовать себя так, будто она в яме с адскими гончими ждет, когда они устанут играть с ней и наконец сожрут.

Внизу охотники выстроили своих лошадей вокруг арены, которая на самом деле представляла собой просто большую поросшую деревьями часть сада, огороженную забором.

– Давайте устроим незабываемое зрелище, – обратился к ним Эрлкинг. – Я бы не хотел, чтобы вы опозорились перед своей королевой.

Хотя голос его прозвучал вполне серьезно, даже со своего высокого насеста Серильда отлично слышала ехидные смешки охотников. Кто-то из темных, сидящих на бархатных скамейках, бросал на нее косые взгляды.

– Мне скучно, – простонала изнывающая Анна, подперев руками подбородок. – Сколько нам еще здесь сидеть?

– Недолго, – соврала Серильда.

– Час назад ты тоже так говорила. – Анна пнула ногой ограждение. – Когда они заканчивали стрелять из лука.

– И за час до того, – вставил Фриш, – когда они торжественно водили своих собак по кругу, как дорогих пони на выставке.

– И еще за час до этого… – начал Ханс, но Серильда подняла руку, останавливая его.

– Знаю, знаю, – сказала она. – Но мне кажется, что это их последнее выступление. Кроме того, похоже, что собирается дождь.

Хотя утро выдалось солнечным и ясным, на горизонте начали собираться хмурые тучи. Никогда еще Серильда так не ждала грозы.

Она тоже устала, как и дети, и к этому добавлялись бессонная ночь накануне, тяжелое платье, капли пота на спине и то обстоятельство, что, как бы ей ни хотелось, она не могла так же запросто пинать ограждение – потому что, как ни крути, она была королевой.

Ей не было дела до бравых охотников и их тлеющих адских гончих. Просто хотелось вернуться в свои покои и как следует выспаться.

Пинки Анны стали более яростными, и Серильда положила руку ей на колено, чтобы успокоить. В ответ девочка надулась, скрестив руки на груди.

Внизу король кивнул Гизеле, которая стояла перед клеткой бергейста – огромного медведя-призрака. Неповоротливая на вид туша десяти футов ростом, покрытая лоснящимся черным мехом, с глазами, пылающими как угли. Он был очень внушителен, но все же не так красив, как некоторые другие существа в зверинце. Бергейст казался древним, местами его черная шерсть выпала клочьями, обнажив проплешины серой иссохшей кожи. Не хватало и пары зубов в огромной пасти, которая, впрочем, все равно внушала ужас. Одного уха не было, и с этой стороны голову и шею до передней лапы покрывали рваные шрамы. Казалось, медведь прожил тысячу лет, и каждый век обошелся с ним круче предыдущего.

– Выпускайте бергейста! – крикнул король.

С помощью трех слуг Гизела подняла железный засов, открывая дверь клетки. Заскрежетала задвижка, медведь, раскачиваясь из стороны в сторону, поднялся на широкие, как пни, лапы; гончие тут же, рыча, принялись рваться со своих цепей.

Серильда сглотнула, надеясь, что их наспех сколоченный помост не опрокинется, если бергейст врежется в него.

– Что, если они не смогут снова его поймать? – прошептала Гердрут.

– Тогда по саду будет бродить свирепый полумертвый медведь, – хмыкнул Фриш.