Улыбаясь, я рассматриваю шкатулку, гадая, о чем говорится в его письме. Неужели придется ждать двадцать пять лет?
– И нет никакого способа ускорить процесс?
– Нам разрешается открыть шкатулку до двадцатипятилетней годовщины только в чрезвычайной ситуации.
– Что еще за чрезвычайная ситуация? Например… смерть?
Он качает головой.
– Нет. Чрезвычайная ситуация в наших отношениях. Например… развод.
– Развод? – Ненавижу само это слово. – Серьезно?
– Я не вижу необходимости открывать шкатулку по какой-либо другой причине. Только чтобы отпраздновать долговечность нашего брака, Квинн. Но если кто-нибудь из нас в какой-то момент решит, что мы должны развестись, – если мы дойдем до того, что это будет единственным выходом, – мы должны пообещать не доводить дело до конца, пока не откроем шкатулку и не прочитаем письма. Возможно, напоминание друг другу о том, что мы чувствовали, когда закрывали шкатулку, поможет нам передумать. Если, конечно, вдруг потребуется открыть ее раньше времени.
– Значит, это не просто сувенир? Это также символ долговечности брака?
Грэм пожимает плечами.
– Можно и так сказать. Но нам не о чем беспокоиться. Я уверен, что нам не придется открывать эту шкатулку еще двадцать пять лет.
– Я более чем уверена, – говорю я. – Я бы поставила на это, но если проиграю и мы разведемся, у меня не хватит денег, чтобы оплатить проигрыш, потому что ты так и не подписал брачный контракт.
Грэм подмигивает мне.
– А нечего было связываться с охотником за приданым.
– У меня еще есть время передумать?
Грэм щелкает замком.
– Поздно. Я уже запер ее. – Он берет ключ от замка и ставит шкатулку на комод. – Завтра приклею ключ скотчем ко дну, чтобы мы его не потеряли, – говорит он.
Он обходит кровать, чтобы подойти ко мне поближе. Хватает меня за талию, поднимает с кровати и перекидывает через плечо. Он переносит меня через порог патио обратно на балкон, садится на качели и опускает меня вниз.
Теперь я сижу, оседлав его колени и держа его лицо в ладонях.
– Правда, чудесный подарок, – шепчу я. – Спасибо тебе.