– Ты мне тоже такое написал?
– Первое любовное письмо в моей жизни, – говорит он. – Думаю, для первой попытки вполне прилично.
Я усмехаюсь и пытаюсь поддеть пальцем клапан, но Грэм забирает у меня конверт, прежде чем я успеваю его открыть.
– Пока это нельзя читать.
Он прижимает письмо к груди, словно я хочу отнять его силой.
– Почему бы и нет?
– Потому что, – говорит он, кладя оба конверта обратно в коробку. – Сейчас не время.
– Ты написал мне письмо, которое нельзя читать?
Грэм, похоже, доволен.
– Тебе придется подождать. Сейчас мы запрем шкатулку и оставим так, чтобы открыть ее в двадцать пятую годовщину свадьбы. – Он хватает замок, который прилагается к шкатулке, и просовывает его сквозь прикрепленные к ней петли.
– Грэм! – говорю я, смеясь. – Это самый ужасный подарок на свете! Ты подарил мне двадцать пять лет пытки неизвестностью!
Он смеется.
Как бы ни раздражал такой дар, это все-таки одна из самых милых его выходок. Я поднимаюсь на колени и наклоняюсь вперед, обнимая Грэма за шею.
– Меня, конечно, немного бесит, что я не могу прочитать твое письмо, – шепчу я. – Но это действительно прекрасный подарок. Вы самый милый человек, из всех, кого я знаю, мистер Уэллс.
Он целует меня в кончик носа.
– Рад, что вам нравится, миссис Уэллс.
Я целую его, сажусь обратно на кровать и провожу рукой по крышке шкатулки.
– Жаль, что ты не увидишь мою фотографию еще двадцать пять лет. Она потребовала от меня некоторой гибкости.
Грэм приподнимает бровь.
– Гибкости?