Даже несмотря на соблазн увидеть фотографию, он уверен в своей любви ко мне. Ему не потребовалось перечитывать письмо, чтобы проверить собственные чувства.
Мне вдруг захотелось написать ему. Я ведь могу делать то же, что он все эти годы: добавлять в шкатулку письма. Я хочу написать ему так много писем, что, когда мы наконец откроем этот ящик по надлежащей причине, ему недели не хватит, чтобы прочитать их все.
– Как ты думаешь, где мы будем в нашу двадцать пятую годовщину? – спрашиваю я.
– Рядом друг с другом, – говорит он как ни в чем не бывало.
– По-твоему, мы когда-нибудь уедем из Коннектикута?
Он смотрит на меня.
– А тебе бы хотелось?
Я пожимаю плечами.
– Может быть.
– Я иногда думаю об этом, – признается он. – Я уже набрал несколько частных клиентов. Если бы удалось раздобыть еще парочку, возможно, мы бы и смогли, хотя кто знает, насколько это окажется прибыльным. Но год или два мы могли бы путешествовать. Может быть, дольше, если нам понравится.
Наш разговор напоминает мне о вечере, когда я разговаривала с мамой на ступеньках ее дома. Я обычно не очень прислушиваюсь к ней, но она права. Я могу тратить свое время попусту, добиваясь идеальной жизни, которой у меня никогда не будет, а могу проводить его, наслаждаясь жизнью, которая у меня есть. И эта настоящая жизнь могла бы дать мне так много, если бы я хоть ненадолго перестала зацикливаться на себе и начала пользоваться всеми предоставленными мне возможностями.
– Я столько всего хотела до того, как помешалась на желании стать матерью.
Грэм нежно улыбается мне.
– Я помню. Ты хотела написать книгу.
Странно, что он помнит, ведь я так давно говорила ему об этом.
– Хотела. И до сих пор хочу.
Он улыбается мне и снова поворачивается к плите, чтобы перевернуть остальные оладьи.
– А чем бы ты еще хотела заняться? Кроме книги?
Я подхожу и встаю рядом с ним у плиты. Одной рукой он обнимает меня, а другой колдует со сковородкой. Я кладу голову ему на плечо.
– Я хочу посмотреть мир, – тихо говорю я. – Хочу выучить какой-нибудь новый язык.